чего графиня Браницкая-Брюс получила задание подготовить фрейлину для прусской принцессы. Причем не абы какую, а имеющую шансы стать подругой Амалии, а то и ее доверенным лицом. Вот, значит, на эту роль и была подобрана Наталья. Она, во-первых, казалась не только способной, но общительной, и довольно обаятельной девушкой, не блещущей, впрочем, особой красотой, ибо фамильный нос Бурбонов даже мужчин не очень-то украшал. А во-вторых, ее происхождение тоже создавало дополнительные перспективы — если, конечно, оно раскроется в подходящий момент и под очень-очень большим секретом. Ведь известно, что делиться своими тайнами лучше с той, которая только что поделилась с тобой своей. Да еще какой!
Разумеется, император не стал принимать окончательного решения по поводу Амалии, не выслушав сына. На вопрос «Она тебе действительно нравится?» последовал однозначный ответ:
— Да!
— А почему, можешь сказать?
— Ну… она красивая…
Тут Михаил слегка замешкался, сам поняв неубедительность приведенного аргумента. А то он до этого красивых женщин не видел! Причем в любых нарядах, включая наряд Евы.
— И еще… отец, ты только не смейся… она очень умная.
При этих словах на лице наследника появилось выражение, показавшееся его величеству подозрительно знакомым. Он почти сразу вспомнил, когда и где его видел.
Когда?
Довольно давно.
Где?
Да в зеркале же!
Именно такое восторженно-мечтательное выражение появлялось на физиономии молодого Новицкого, когда он вспоминал о своей первой любви — незабвенной Стерляди.
А сейчас перед императором вновь встал вечный вопрос, ответа на который до сих пор не было. В общих чертах он выглядел следующим образом:
«И в кого же это я такой дурак?»
Да, ему в свое время сделали прививку от юношеской влюбчивости. Как сказала та же Стерлядь при расставании — «теперь тебе точно не снесет крышу от первой же показанной сиськи». Но ведь преподавательница сексуальной культуры была не только прекрасна, но еще и умна! А те дамы, что выполняли аналогичные функции у наследника — они, мягко говоря, последним свойством не отличались. Вот и получилось, что ныне Михаил от лицезрения частично или полностью обнаженной прелестницы головы не потеряет, это проверено. А вот от общения с таковой, если у нее в прелестной головке есть еще и мозги — очень даже может. И что теперь прикажете делать?
Ну, для начала послушать, что еще скажет сынуля. Вряд ли он ограничится столь кратким дифирамбом своей избраннице, решил император и сделал неопределенный жест рукой, могущий означать разрешение продолжать изливать душу. Однако Михаил повел разговор в несколько неожиданном ключе.
— Я, конечно, понимаю, что из принцессы получится далеко не идеальная императрица…
— Интересно, почему же? — удивился Новицкий.
— Амалия не только умна, но и весьма решительна. Вряд ли она удовольствуется второстепенной ролью, а играть первостепенную… прусской принцессе… в России… нет, это не лучший вариант.
— Хм… допустим. И что же ты предлагаешь?
— Отец, я, конечно, готов в случае необходимости принять корону. Если случится что-либо экстраординарное и другого выхода не будет. А коли все пойдет штатно — тоже могу, но не хочу.
— Насмотрелся на нас с матерью?
— Не только, еще и подумал. Ты встал во главе России, будучи на целых шесть лет моложе, чем я сейчас.
На самом деле всего на три, мысленно уточнил император.
— Твой дед, Петр Великий, тоже возглавил Россию совсем молодым. Вы оба добились выдающихся результатов. А вот государи, начавшие править в достаточно пожилом возрасте, ничем себя проявить не смогли. Что у нас, что в Европе. Я надеюсь, что ты проживешь еще долго, но ведь тогда мне придется венчаться на царство, когда самому пора будет начинать задумываться о вечном!
— Та-а-ак… ты, значит, считаешь, что для нормальной передачи власти у нас слишком мала разница в возрасте. Возможно, в этом что-то есть. Предлагать что-нибудь станешь?
— Пока ничего, надо подождать. А там сначала Сашка подрастет и станет понятно, на что он способен, а потом, глядишь, и у Жоры дети появятся — ты же его титулов не лишил и из семьи официально не вывел. Да и я бездетным оставаться не собираюсь.
— И последний вопрос. Есть предположения, как к твоей инициативе отнесется Амалия?
— Отец, но ведь это будет не моя инициатива, а твоя. И как она к ней отнесется, не знаю. Если я в ней не ошибаюсь, то, может, немного расстроится, но примет. Хотя, конечно, могу и неправильно оценивать жизненные ориентиры принцессы. Тогда она станет центром притяжения всех недовольных как внутри России, так и за ее границами. И тебе будет гораздо проще их выявлять. Третий вариант — она станет настоящей русской принцессой и сможет вполне осознанно сыграть роль приманки.
— Ладно, иди, я обдумаю все, что ты мне сегодня наговорил, — отослал наследника император. И, как обещал, задумался. Ну и ни фига же себе, сыночек вырос! Еще не то что жениться, даже помолвиться не успел, а уже готов, так сказать, положить будущую супругу на алтарь отечества. Причем ведь наверняка понимает, что в варианте, озвученном им под номером два, Амалию по головке не погладят. В третьем же есть риск, что потенциальные заговорщики, поняв, как их надули, могут решиться на ликвидацию принцессы. Да и первый тоже не медом мазан.
Интересно, я в его годы был таким же?
Пожалуй, не совсем, пришел к выводу его величество. Миниху он верил и ни за что его бы не сдал, и с бабкой то же самое. Остальными, включая Елизавету… пожалуй, в случае крайней необходимости мог бы и пожертвовать. Сейчас же у него есть Лена, коей он верит как себе без каких-либо оговорок. И она ему тоже. А вот все прочие… может, ну ее в зад, эту дочку Лизы и Фридриха? Глядишь, со временем и Миша найдет себе кого-нибудь вроде Елены. Или он просто не будет искать, ибо ему это не нужно?
Кроме того, император не собирался полностью отрицать еще один вариант, не затронутый в разговоре с сыном. Конкретно — настоящим центром кристаллизации недовольства станет сам Михаил, а его жена будет просто отвлекать внимание. И в случае опасности с ней поступят подобно тому, как ящерица поступает со своим хвостом. А именно — бросят противнику, то есть ему, Петру Второму, чтобы, пока тот разбирается с бешено вертящимся обрубком, успеть сбежать.
Ведь может же быть так, что цесаревич на самом деле очень даже хочет стать императором, а все эти сомнения просто разыгрывает перед отцом, догадываясь, что тот и сам в глубине души считает своего старшего сына не самым лучшим наследником.
Глава 12
Лефортовский дворец разочаровал капитана Людвига Саксонца своими весьма умеренными размерами. Ведь когда он явился в Санкт-Петербург, то ему пришлось двое суток жить в Зимнем дворце — одной из императорских резиденций в северной столице. И капитан ожидал, что в Москве у Петра есть нечто еще больше и роскошнее.
