Так как новый премьер, подобно русскому императору, очень не любил принимать решения в спешке, он через несколько дней вернулся к обдумыванию обозначенной проблемы. И сразу понял, что его предыдущие выкладки страдали явной неполнотой из-за прискорбной нехватки времени. Почему он решил, что ухудшение отношений России и Пруссии нужно стимулировать только с одной стороны? Ведь сразу с двух, то есть симметрично, будет гораздо эффективнее. Разумеется, с поправками на особенности обеих стран. В Берлине тоже должна начаться подготовка к покушению, но, пожалуй, лучше не на Елизавету, а на самого Фридриха. Более того, эта подготовка ни в коем случае не должна завершиться успешным действием. Ибо Елизавета умна и решительна, а ее наверняка поддержит и русский царь, с которым у нее, кажется, что-то было в молодости. И Пруссия во главе с такой королевой может оказаться еще менее приемлемой для Англии, чем теперешняя. А это значит, что задачи надо ставить и послу в России сэру Чарльзу Вильямсу. Пусть найдет среди дворян, обладающих отвагой, авантюрным характером и воинскими умениями, тех, что сильно нуждаются в средствах и не обременены всякими пережитками типа угрызений совести, и поможет им совершить путешествие в Берлин. Тамошнее же посольство, кроме поиска исполнителей для покушения на Елену, должно найти способ донести до Фридриха коварные планы русских, причем так, чтобы информация исходила от кого-нибудь еще. От испанцев, например. Или даже от французов, что может оказаться проще и убедительней благодаря установившимся связям с мадам Помпадур.
Как уже говорилось, русский император, хоть и не мог дословно озвучить мысли английского премьера, общее их направление неплохо себе представлял. В силу чего он решил немного подыграть англичанину — естественно, всего лишь якобы. И, разумеется, параллельно с выполнением иных задач. В общем, почти все в Москве считали, что оба лейб-жандармских полка, Первый и Второй, под командованием самого Павшина отправились в только что завоеванный Крым с целью его зачистки от татар. В какой-то мере это было правдой, но только с учетом небольшого дополнения. Дело в том, что в этих полках перед отправкой в Крым была проведена медкомиссия, выявившая большое число больных или просто утомленных службой солдат и офицеров. Но так как увольнять их за это было бы бесчеловечно, то его величество, руководствуясь идеалами христианского милосердия (во всяком случае, так было объявлено в "Московских ведомостях"), повелел создать особый инвалидный батальон. А потом еще один, когда все вакансии в первом были заполнены. Ведь и без всяких англичан пора было увеличивать численность внутренних войск, каковыми по сути и являлись оба полка лейб-жандармерии. То есть на место убывших в инвалидные батальоны были набраны молодые, но ведь император помнил, что великий поэт Пушкин в другом мире сказал — мол, русский бунт он такой, бессмысленный и беспощадный. И доверять его подавление солдатам только что из учебных частей и офицерам сразу после училища было бы не совсем правильно, считал Новицкий. Пусть сначала на чем-нибудь попроще потренируются — на татарских бунтах, например. И только набравшись опыта, полки вернутся в Москву, где на время их отсутствия останутся инвалидные батальоны. Ибо болезни бывают разные, а конкретно эти военнослужащие болели именно такими, кои в случае необходимости проходят мгновенно и без следа. Но смысл подобных замен в Москве мало кто понимал, и в число осознавших истину сотрудники английского посольства не входили.
Однако у Сергея в смысле обеспечения безопасности все-таки не наблюдалось полного идеала. Так как он из соображений секретности не стал заблаговременно ставить в известность руководство ЧК о грядущем отбытии на юг лейб-жандармских полков, то так уж получилось, что очередная плановая реорганизация ЧК началась как раз в октябре, когда Павшин уже начинал гонять остатки татар по Крыму, а в основном — из него. Ибо основной задачей жандармов было так закошмарить татар Крыма, чтобы они сами стремились из него как можно быстрее сбежать — ну не депортировать же их силой, в самом деле. Это ведь не очень толерантно и, главное, не так уж дешево.
Так вот, в связи отбытием людей Павшина в Москве можно было ожидать активизацию всяких антиобщественных сил, вплоть до появления заговорщиков или просто наймитов Запада. А тут мало того что ЧК пребывала в состоянии неполной работоспособности, так еще и ее председатель Петр Девиер заболел, причем всерьез, а не как измайловцы. На помощь чекистам были привлечены сотрудники ГБ, но ведь Государственное Благочиние изначально создавалось для слежки за своими, а вовсе не за чужими, а это все-таки несколько разные процессы. В общем, в силу вышеперечисленных причин, а так же несчастливого стечения обстоятельств, ни одна из спецслужб его императорского величества Петра Второго не смогла зафиксировать встречу некоего Георга Фокса, доверенного лица английского посла, с князем Михаилом Волконским. Как и того, что по результатам оной встречи последний стал богаче на шестьдесят тысяч рублей поровну золотом и ассигнациями. Причем по вдохновленной роже князя внимательный наблюдатель мог сделать вывод, что полученное — это не вся сумма, а лишь небольшой аванс. Но, как уже говорилось, никаких наблюдателей на этой встрече не присутствовало. Как и на двух последовавших за ней, когда князь позволил себе слегка выпить в компании сержанта лейб-гвардии Преображенского полка Алексея Орлова и его младшего брата Григория. Причем он не только оплатил выпитое и съеденное, но и передал братьям примерно десятую часть недавно полученных денег. Что оказалось весьма кстати, ибо Орловы к тому времени, мягко говоря, слегка поиздержались.
Глава 24
Георгий Петрович Романов, великий князь российский и великий князь-консорт южноафриканский, спрыгнул с коня и, передав поводья денщику, прошел немного вперед, где дорога заканчивалась, упираясь в кусты. Достал из кармана часы и кивнул сержанту:
— Действуй, Лопухин.
Тот негромко рявкнул "налетай, братцы", и через шестнадцать с половиной минут кусты оказались перемещенными к обочине, ибо, как только что выяснилось, росли они не в земле, а в специальных ящиках, снабженных ручками, как у носилок.
— Перетащить все назад займет столько же времени? — уточнил князь у сержанта.
— Никак нет, ваш-сочство, чуток поболее. Надо же будет еще и замаскировать следы нашей работы. Но в сорок минут уложимся, не сомневайтесь.
Тем временем егеря закрыли прямоугольные ямы, оставшиеся от ящиков с кустами, дощатыми щитами, и князь-консорт, пройдя немного вперед, оказался на невысоком берегу небольшой речки шириной примерно с Яузу у Лефортовского дворца. На картах, выданных Георгию отцом, эта река называлась Тугела. Название ни у кого неприятия не вызвало, так что речка с ним и осталась, избежав переименования в какую-нибудь Нью-Клязьму.
У берега, там, где только что возникшая на месте кустов дорога подходила к воде, стоял низкий, но широкий кораблик — катамаран "Пеликан". С его борта уже были спущены мостки на берег. "Пеликан" был готов к принятию груза с очередного золотого каравана.
Прошли те времена, когда золото из Георгиева, небольшого шахтерского поселка в двенадцати километрах от столицы ЮАК Южной Софии, доставлялось к реке во вьюках. Сначала была проложена грунтовка, по которой хоть и медленно, с трудом, но могли двигаться телеги. Вес одного каравана сразу возрос с тонны до пяти. Но потом союзные племена подогнали рабочих, да и враждебные тоже не остались в стороне. Теперь каждое их нападение заканчивалось взятием пленных, чем раньше никто не озабочивался даже из соображений экономии патронов. Да-да, именно патронов! На вооружении егерей ЮАК состояли новейшие винтовки, коими, кроме них, были вооружены пока только семеновцы, и больше никто. В общем, дорога была слегка расширена, засыпана щебнем, потом укатана специальными бочками, обшитыми железом. По обоим сторонам дороги появились канавы, а примерно посередине пути от Георгиева до Тугелы вырос неплохо защищенный форт Полудорожный. Веса золотые караваны не прибавили, оставаясь пятитонными, ибо тут ограничивающим фактором являлась грузоподъемность "Пеликана", но зато на дорогу теперь уходило не полтора месяца, как раньше, а одиннадцать дней туда и девять-десять обратно, если им не приходилось везти равный по весу груз в Софию. Да и ходить караваны стали два, а то и три раза в год вместо одного.
