— Можно, заслужили, — согласился император. — Особенно Михаил.
— А мне кажется — особенно Амалия, — усмехнулась императрица.
— Она тоже отличилась?
— Насколько я успела понять из расспросов, да.
— Интере-е-есно… — протянул его величество. — Михаил подстрелил двенадцать нападавших. А эта валькирия тогда сколько?
— Ни одного.
— Так в чем же дело?
— Именно в этом. Грамотный командующий должен не палить из ружей да револьверов и не с саблей на врага бросаться, а сидеть в безопасном месте, все знать, все видеть и на все реагировать.
— Начет сабли — это ты про Миниха? Зря, у него другого выхода не было, он же этим гадам чуть ли не первым попался. Врачи говорят — если не случится чуда, не жилец. Жаль, в другом варианте истории он прожил подольше, а здесь чудо вряд ли случится, больно уж ослаб генералиссимус здоровьем после крымского похода. Наверное, оттого, что там в ссылке он вел здоровый образ жизни, а тут, в столицах — не очень. Но все же, отчего ты решила, что командовала обороной Амалия? Я кого ни расспрашивал, все говорили — Наташа Хованская, это которая Бурбон.
— Да, хорошая девочка, и исполнительная, и с инициативой, но она была ординарцем у Амалии и передавала ее приказы.
— Точно?
— Почти наверняка да.
— Тогда нам, наверное, следует определиться в вопросе возможной женитьбы на ней Михаила?
— Хорошо, давай определимся, — кивнула императрица. — Значит, я — за, ты тоже, мнение молодых не спрашиваем, потому что, во-первых, и так его знаем, а во вторых — из соображений самодурства, императорам положено. Фридриха, что ли, спросить для приличия?
— Разумеется. Пожалуй, сегодня же пошлю гонца с личным письмом. А мы потихоньку начнем готовиться к свадьбе. Как смотришь, если попрошу тебя заняться этим? Что-то неохота мне такое событие Мавре доверять, а у меня не получится.
— Ладно, хватит прибедняться, лучше нашу свадьбу вспомни. Меня так до сих пор в дрожь бросает! В общем, пусть подготовкой все-таки занимается Шувалова, а я за ней присмотрю. Да, и скоро нам хоть что-нибудь расскажут о причинах произошедшего?
— Поспешность нужна только при ловле блох, — напомнил жене император. — Не будем торопить профессионалов. А бунт — да, очень странный. Не просто бессмысленный, русскому бунту таким положено быть по определению, но ведь еще и дебильный! К тому же оба заводилы мертвы, так как в первых рядах на штурм бросились. В общем, как хоть что-то прояснится, нам непременно расскажут.
В это же время в Берлине король Фридрих, которого уже иногда за глаза называли Великим, тоже беседовал со своей женой.
— Ты считаешь, что этим гвардейцам можно верить? — решил уточнить
— Думаю, что да. Все сходится.
— Но кому, черт возьми, из наших могла понадобиться моя смерть? И, главное, у кого хватит решимости это все организовать?
— А если это не наши?
— Кто тогда — англичане?
— Разумеется. Вспомни, что в таких случаях говорили римляне — "куй продэст?". То есть — кому выгодно? Им больше всего, причем при любом исходе покушения, хоть оно увенчается успехом, хоть нет. Единственное, чего островитяне не предусмотрели — это что исполнители нам сразу все расскажут.
— Да, это удачно получилось. Наверное, их надо наградить. Как думаешь, чем лучше?
— Дарованием прусского дворянства. Денег у них и своих хватает.
Король удовлетворенно кивнул. Расставаться с деньгами, когда без
этого можно было обойтись, он не любил. Но и оставлять услуги без награды тоже было нельзя, он это отлично знал, а тут все так удачно повернулось.
Елизавета тоже была довольна и вообще пребывала в предвкушении. Дело в том, что влюбленность, некогда существовавшая у них с Фридрихом, давно прошла, и теперь супруги, не порывая отношений друг с другом, иногда позволяли себе слегка развлечься на стороне. Каждый
был более или менее в курсе похождений своей дражайшей половины, но смотрел на это снисходительно. Оба по молчаливому согласию соблюдали условие — не учинять скандалов и не выпячивать свои шалости на всеобщее обозрение.
Король занимался подобным несколько реже королевы. Просто потому, что у него было гораздо меньше свободного времени. А у Елизаветы, естественно, его было больше, и она, покинув королевский кабинет и направляясь в свои покои, размышляла, кого из братьев Орловых можно осчастливить своей взаимностью. Лучше всего, конечно, Владимира — такой милый, такой молоденький! Но глупый. Григорий — этот, без всяких сомнений, настоящий мужчина, и, не будь он таким дураком, вопросов бы не было. Да, пожалуй, решено — именно Алексей. По крайней мере, с него надо начать. А потом можно будет сделать выбор… как же это говорил Петенька… ведь какие умные слова были… а, вспомнила — "на основе экспериментальных данных".
Когда супруги долго живут вместе, они даже в мыслях становятся похожи, и прусская королевская чета не являлась исключением. Сразу после ухода жены король попытался вспомнить имя недавно появившейся в Берлине испанской дворянки, год назад овдовевшей в Мексике и по связанным с наследством делам прибывшей в Пруссию. Как же ее зовут — Мария-Луиза де Хирон или Мария-Элиза де Кирос? Впрочем, какая разница — женщина она потрясающая, а с именем можно будет разобраться по ходу дела.
В чем-то король был прав — дама действительно недавно прибыла из Мексики. Но вот туда она попала с острова Тобаго, а до того обитала не в Испании, а в России, где три года назад с отличием закончила обучение в Институте благородных девиц.
В России расследование апрельского бунта было в первом приближении завершено только в конце мая. Столь много времени потребовалось оттого, что больно уж он был нелогичным и вообще смог произойти только благодаря совпадению во времени трех событий — отъезда императора в Тулу, императрицы — на Плещеево озеро и, кроме того, весеннего половодья Яузы, снесшего деревянный мост, по которому семеновцы могли кратчайшим путем попасть из казарм к Лефортовскому дворцу.
Расследование сдвинулось с мертвой точки после того, как во время допросов выживших участников бунта всплыло упоминание о князе Михаиле Волконском. Его на всякий случай взяли. И тут, в значительной мере неожиданно для допрашивающих, на свет божий явились интересные факты. Правда, с некоторым опозданием, ибо второй секретарь английского посольства Георг Фокс спешно отбыл на родину еще в середине апреля. Послу же предъявить было нечего, но даже и будь что — с дипломатической неприкосновенностью, хоть она пока и не зафиксирована соответствующими договорами, лучше зря не шутить. Разумеется, посол мог случайно откушать каких-нибудь специфических грибочков или подвергнуться укушению бешеной собакой, но зачем? Он же исполнитель, уберешь этого — пришлют другого, и придется тратить силы и деньги на прояснение того, чего от него можно ждать. Этого-то мы уже более или менее изучили, а инициатива явно исходила с самого верха. Примерно так император объяснил Елене, когда они обсуждали итоги расследования.
