Сперва я скривился: черт возьми, и здесь достали. Знаю я эти клубы с восторженными девочками и набившими оскомину вопросами: «А то, что вы пишете, было по правде или из головы придумано?» Однако встретился я с восторженно-жалобным взглядом директора Вербы, и стыдно стало — прямо хоть по морде себя хлещи! Ну, забавный он человек, прыгает, суетится, но это же искренне! О деле думает! Ведь и правда люди соберутся, которым интересно… Что же я за сытая скотина!
— Я… да, я постараюсь. Какой у вас адрес?
— Набережная Крузенштерна! Дом пять… Я так и думал, что вы… Спасибо!.. Маргарита Митрофановна! — Он потянул завучиху за пухлую руку. Оттащил на пять шагов, что-то зашептал, подскакивая к ее уху и стреляя в меня глазами. Потом подскочил еще, крикнул мне: «Мы вас ждем от души!» — и убежал.
Маргарита Митрофановна — обмякшая и с потеплевшим взором — снова опустилась рядом со мной. Сказала медово:
— Но право же… Я не знала. Это меняет ситуацию. Я…
Тут сигналом корабельной тревоги грянул школьный звонок. Не только я, даже завуч вжала голову. И почему-то подтянула под диванчик объемистые ноги. Звонок еще гремел, когда стали распахиваться двери. Вечная, знакомая картина: конец уроков и школьная братия рвется из классов на волю. Никакая плотина из уставов и правил во все века не могла сдержать этот брызжущий радостью поток. И сейчас он заполнил сводчатый коридор, как гудящую станцию метрополитена.
Здесь, как и в Кобурге, ни мальчишки, ни девчонки не носили школьную форму. Глаза просто зачесались от мелькания пестрых рубашек и платьиц, разноцветных гольфов и отпечатанных на майках кораблей, гномов и микки маусов. И от лаковых, с радужными бликами ранцев.
Топот и ликующие вопли…
— Кошмар, неуправляемая масса, — простонала Маргарита Митрофановна. — Не бойтесь, это скоро кончится.
И правда, поток схлынул стремительно. Теперь лишь отдельные ученики выскакивали из дверей и спешили к выходу. И последним из ближней двери, наискосок от нас, вышел… вышло слегка танцующим шагом до боли знакомое существо — с песочными растрепанными волосами, в льняной одежонке, на длинных и гибких, как коричневые шланги, ногах. Только бело-голубой ранец был незнакомым…
Нет, не может быть. Откуда он здесь?.. Это со спины похож. А оглянется — и чужой. Не надо…
И все же я не выдержал, хрипло и с выдохом сказал мальчишке вслед:
— Сашка…
5. Стажер
Он замер, как приколотый к месту. Потом крутанулся на пятке. Смешно открыл рот. Заорал клич — что-то вроде «уау-вау!» — и ринулся ко мне. Подскочил и с лету плюхнулся мне на колени. Я счастливо взвыл от боли в ноге.
— Сашка…
Он без всяких церемоний облапил меня за шею, щекой прижался к пиджаку. Его лохматая макушка щекотала мне подбородок. От волос пахло почему-то горькими водорослями.
— Игорь Петрович! — Он поднял сияющее лицо. — Это правда вы?
— Александр! — патетически возгласила Маргарита Митрофановна. — Как ты себя ведешь!
— Ёшкин свет! Прекрасно веду! Потому что Игорь Петрович вот он…
— За такие фокусы выставляют из школы!
— А я уже выставился! Последний зачет сдал, теперь я не у вас… — И на этом он полностью исключил завуча из круга своего внимания. И я, признаться, тоже. Потому что вот он — мой лоцман! Оказывается, ничего не было: ни обиды, ни горького прощания, ни бестолковых и пустых месяцев после этого. Вовсе мы и не расставались!
Маргарита Митрофановна поднялась и как-то странно, почти на цыпочках, удалилась по коридору. А Сашка все сиял.
— Игорь Петрович, вы откуда сюда свалились?
— Да я-то что! Бродяжничаю. В газету вот здесь поступил. А ты как тут оказался?
— Мы с мамой переехали, квартиру поменяли. Здесь мамин брат, штурман на портовом танкере… Ой, да пойдемте отсюда! И по дороге все расскажем, ладно?
Мы вышли на Якорный мост. Восхитительная Кан’Орра сияла тысячами стекол, вздымала сказочные башни, сверкала синей водой и хлопала сигнальными флагами. В бухте снежно белели рубками лайнеры и сухогрузы. У одного из пирсов я заметил «Звезду Австралии» (спасибо, что привезла сюда!). А у самого ближнего причала я увидел бриг с высокими брам-стеньгами и густо оснащенным бушпритом. То ли плавучий музей, то ли учебное судно… Праздник был всюду, праздник на душе.
— Куда пойдем, Сашка?
— Куда хотите! Гулять!.. Ой, а вы опять хромаете! И с палкой…
— Ерунда! Палку просто подарили. Сувенир…
— Можно посмотреть?.. Вот это да! Черное дерево, наверно… Раньше в таких секретные шпаги носили.
— Если хочешь, я заведу… И тебе подарю.
Он засмеялся, примерил трость к бедру, будто и правда шпага.
— Велика.
— Да, тебе, пожалуй, больше кортик подойдет. Вид совсем морской…
Куцый Сашкин костюмчик был того же цвета, что летние рубашки морских офицеров. Он уже заметно пообтерся, на штанах не осталось пуговок-украшений, а на рубашке пуговицы были латунные, с якорями и восьмиконечными звездочками — розами ветров. Мало того, на плечах у Сашки чернели твердые суконные погончики с четырьмя золотыми угольниками и тем же звездным знаком — эмблемой Лоцманской службы… Я тронул погончик.
— Это что? Украшение такое? Или…
— «Или», — скромно сказал Сашка и шмыгнул носом. И покосился со смущением, но весело.
— Ого… — Я теперь кое-что смыслил в этих знаках различия. Если по старинной табели о рангах перевести Сашкино звание в разряд военно-морских, то ему должны были бы козырять капитаны третьего ранга.
— Когда ты это заработал?
— А… в июле еще. Когда сюда переехали. Тут курсы лоцманов-четырехмерников при навигаторском колледже. Для взрослых. Ну… меня тоже взяли, с испытательным сроком на месяц. А потом там… в общем, проект один. Переброска опытной модели темпорального блока в подпространство. Как «Даблстар», только проще… Все взялись колдовать и считать, а ни у кого не выходит ничего…
— А у тебя вышло!
— Они на компьютерах, а я на спичках. Ну, как раньше. И ушла игрушка… Все на меня: «Как? Как? Объясняй!» Я объясняю по-своему, а они понять не могут… А я растолковать не могу по всей этой ихней алгебре… Чуть не заревел даже…
Я покрепче взял его за плечо с погончиком.
— «Чуть»? — сказал я. — Или…
Сашка потерся щекой о мой рукав, признался опять:
— «Или»… А зато диплом дали! Только временный, до совершеннолетия. И главное, разрешили в стажеры… Ой!
— Что? — вздрогнул я.
— Игорь Петрович, а вы долго будете здесь работать?
— Не знаю. Погляжу…
— Ну, полгода-то протянете?
