Потом занесло в окно комаров — их в этот пасмурный теплый день было много над берегами и водой. Комары тонко запели. Но Пассажир не обратил на них внимания. И лишь когда отошла опять и заскрипела дверь, он отложил журнал. Медленно встал.
Верхняя койка оказалась у Пассажира на уровне груди. Он взглянул на мальчика. Мальчик не читал. Раскрытая книга съехала к самому краю койки, а мальчик спал. Воздух из окна шевелил его ресницы. Нижняя губа смешно и сердито оттопырилась, к ней прилипло семя одуванчика, влетевшее вместе с комарами.
Пассажир осторожно шагнул к двери, запер ее, скрипучую, на щеколду и вернулся к мальчику. Тот повозился, хлопнул губами и слизнул семечко. Подтянул и обнял коленки (на них все еще краснели рубчики от подоконной доски). На мятых шортах оттопырился карман, из него тополиным листиком выглянул угол новой трехрублевки. Пассажир мизинцем вдвинул твердую бумажку в карман, прогнал с мальчишкиной ноги двух комаров и оглянулся на окно: не поднять ли раму? Но передумал, снял свою парусиновую куртку и укрыл мальчика от пяток до плеч.
Потом взял книгу. Это было старое, тридцатых годов, издание романа Гюго «Человек, который смеется».
Пассажир полистал, постоял, словно что-то вспоминая. Закрыл книгу и положил поближе к мальчику. Затем он, морщась и постанывая, лег на нижнюю койку. Навзничь. И, кажется, заснул.
2
Сколько прошло времени, трудно сказать. «Кобург» успел приткнуться к пристани Косари, постоять полчаса и двинуться дальше. Пассажир или проспал это событие, или не обратил на него внимания. Когда он открыл глаза, все так же плескалась вода и поскрипывали на проволоке кольца занавески.
На потолке змеились длинные живые блики: значит, облака поредели. Блики были неяркие, желтые, видимо, вечерело.
С верхней полки спустилась и закачалась нога в полинялом голубом носке. На пятке была дырка размером с копейку, а к середине ступни прилип расплющенный высохший паук.
— Выспался? — спросил у ноги Пассажир. Нога исчезла, с края свесилась голова с темными нестрижеными прядями.
— Ага… Это вы меня укрыли?
— Естественно… Комары зудят, вот и укрыл.
Мальчик почему-то вздохнул:
— Меня комары не трогают… Хотя если сплю, то, наверно, могут… — Он спустил куртку. — Спасибо.
— Если не трудно, повесь у двери.
— Ага… Спасибо, — снова сказал мальчик и прыгнул вниз.
Вернувшись от вешалки, он боком устроился в кресле, перекинул ноги через подлокотник. Поболтал ими.
— Можно посмотреть журнал?
— Да ради бога…
Мальчик полистал «Огонек», но почти сразу отложил. Поскучнел и стал смотреть в окно.
— Неприятности? — вдруг тихо сказал Пассажир.
Мальчик не удивился. И не оглянулся. Так же тихо спросил:
— Почему вы решили?
Пассажир не то усмехнулся, не то вздохнул. Объяснил:
— Я такую примету знаю с детства: если паука раздавишь, обязательно что-то нехорошее случится. А у тебя паук на носке.
Мальчик быстро подтянул ногу и с минуту сидел в позе известной древнеримской скульптуры. Называется «Мальчик, вытаскивающий занозу». Разглядывал ступню. Взял останки паука за лапку, отнес к окну, дунул.
— Нет, он уже дохлый был, когда я наступил… Это я в чулане веревку искал, разутый, чтобы не топтать зря… На живого зачем наступать?
— Но если случайно…
— И случайно не наступлю. Потому что чувствую.
Мальчик вернулся в кресло, забрался с ногами. Встретился с Пассажиром взглядом и поморщился. Взялся за нижнюю губу.
— У тебя что-то болит?
— Не… По-моему, это у вас болит, — нерешительно сказал мальчик. — Только не пойму, что. Будто везде…
— А! Ты угадал… — Длинное тело Пассажира болезненно шевельнулось. — Эта штука называется «остеохондроз». Не слыхал?
Мальчик свел брови и качнул головой.
— Между позвонками нарастают хрящи и зажимают нервы. И боль отдает в самые неожиданные места, от пяток до мозжечка… Потому как старость, дорогой мой…
Все так же, со сведенными бровями и держась за губу, мальчик проговорил:
— Если позвоночник, то главная боль в спине… Да?
— Ох… пожалуй…
— Тогда… я, наверно, могу…
— Что? — Пассажир приподнял голову. — Что ты можешь, дружок?
— Ну… полечить, если вы хотите. Я немного умею…
— Неужели?
— Ага… Я уже так делал. С одним человеком. И получалось… Только вам надо вверх спиной лечь.
— Гм, это задача… Впрочем, попробую… А что ты предлагаешь? Массаж? — Пассажир глянул на худые мальчишкины руки с короткими рукавами.
— Да не-е… — Мальчик спустил с кресла ноги. — Я не буду касаться. Или чуть-чуть. Вы не бойтесь…
Пассажир коротко, с прикашливанием засмеялся и стал переворачиваться на живот.
— Уверяю, что не боюсь. Хуже не будет…
Мальчик принес к постели стул. Сел задом наперед, грудью навалился на спинку. Втянул и закусил губу. Худая спина Пассажира закаменела под синей с белыми полосками рубашкой.
— Вы не напрягайтесь так, — осторожно попросил мальчик. — Не натягивайте… все жилки.
— Ох, ладно… — Спина обмякла, даже подтяжки ослабли.
Мальчик сощурился, протянул руки, ладонями провел вдоль спины. Шепотом сказал:
— Ой-ей…
— Что? — выдохнул в подушку Пассажир.
— Сколько всего у вас… Ну, от которого боль…
— Да? Уже во всем разобрались, уважаемый доктор?
— А вы не дразнитесь, — строго сказал мальчик.
— Ох, извини, молчу.
— Не, молчать не надо. Лучше про что-нибудь разговаривайте. — Ладони мальчика то замирали, то плавали над синей рубашкой.
— Но я, право, не знаю… Видишь ли, я как-то не имею опыта бесед в… таких ситуациях.
— Значит, сильно болит? — Мальчик говорил с некоторым напряжением. Он грудью сильно налегал на спинку стула.
— Болит? М-м… пожалуй, меньше. Ты не беспокойся, я привык терпеть. В жизни всякое бывало…
— На войне?
— И на войне, и после…
— А вы кто? Ну, профессия у вас какая?
— Профессии были разные. Последняя совсем не романтическая. Ревизор в системе «Плодоовощторга»… Но это так, мимикрия.
— Что? — удивился мальчик.
— Маска для души… В душе человек далеко не всегда тот, кто он в жизни. Впрочем, тебя это еще не должно волновать.
— Ну, почему же, — уклончиво сказал мальчик. И другим голосом, оживленней, спросил: — А вы до какой пристани плывете?
