Разрешения на машины с нейроблоками большого объема давались далеко не всем. Рибалтер, например, выбил себе. Поднял крик, что иначе не может, что он часто работает дома. Корнелию тоже могли бы дать, но он не просил, ибо дома никогда не работал. Дом — это для покоя, для радости… Странно, что Корнелий почти не вспоминает дом. Или боится вспоминать? Потому что знает: это никогда не вернется…
Но Цезарь-то надеется вернуться! И каждой жилкой, каждым нервом рвется домой!
— Ты наверняка продиктовал Биму, где находишься, — заметил Корнелий, — чтобы родители, когда вернутся, узнали…
Цезарь опять посмотрел через плечо. Холодно и дерзко.
— Ну и что? Хотите выдать меня?
— Ты с ума сошел, — искренне сказал Корнелий.
Цезарь опустил плечи.
— Я не понимаю. Почему меня сюда засадили и прячут?
— Мог бы и понять. Ты же умный человек. У тебя исчез индекс. Это случай небывалый. Управление правоохраны хватается за голову: почему это произошло, где причина?
— Меня и так полтора месяца возили по институтам и клиникам, выясняли.
— И не выяснили. А непонятное всегда пугает. Кто-то подумал: а вдруг люди узнают об этом? Начнется паника, пересуды. Если, мол, у одного индекс пропал, может и с другим случиться такое же…
«А что, если и в самом деле?» — подумал он.
— Это значит, меня могут и убить… — отвернувшись, проговорил Цезарь. Медленно, раздумчиво.
— Да ты что, малыш! Никто не может лишать жизни человека без приговора юридической Машины! А ребенок вообще неприкосновенен.
— Я и вижу… что неприкосновенен, — по-взрослому усмехнулся Цезарь. — Папа говорит: Машину придумали те, кому удобно за ней прятаться. И говорит, что всеобщая система индексов — это всеобщая глупость!.. — В голосе Цезаря прозвенел вызов.
— Согласен с папой, — вздохнул Корнелий. — Да что поделаешь…
Цезарь опять сидел, отвернувшись. Курточка лежала на полу. Плечи под казенной рубашкой были съеженные, острые. Стриженная шаром голова на тоненькой шее казалась чересчур большой по сравнению с плечами. Корнелий поймал себя на том, что ему опять хочется провести ладонью по этой щетке густых желтовато-белых волос. И задеть пальцем одиноко торчащий хохолок. И снова не решился. Представил, как обернется Цезарь, как затвердеет его останавливающий взгляд…
Цезарь вдруг бросил пальцы на клавиатуру. Играючи, как настоящий оператор, выстроил в глубине стереоэкрана картинку: две полупрозрачные пластины и черный шарик. Квадраты пластин сошлись под углом, отразились друг в друге, создав что-то вроде размытой по краям кристаллической решетки. Шарик, набирая скорость, ринулся в гущу этих переплетенных плоскостей, и они вдруг вытянулись в одну широкую ленту, которая замкнулась в кольцо. Шарик метался внутри кольца. Корнелию вдруг вспомнилось, как в широком синем обруче вертелся худой коричневый мальчишка — в тот последний нормальный час жизни, когда он, Корнелий Глас, беззаботно шагал домой со станции (сто лет назад!).
— Что это? — сумрачно спросил Корнелий.
Небрежно и почти весело, словно не было прежнего разговора, Цезарь объяснил:
— Я тут хотел решить задачку о шарике: куда он девается между двух зеркал? Помните, вчера мальчик рассказывал? Антон, кажется…
— Ну… и что? — по-настоящему удивился Корнелий. — Зачем это тебе?
— Так. Любопытно.
— И… решил?
— Видите, что получается.
— Вижу. Шарик в кольце, никуда не исчез.
— А если вот так… — Широкая лента порвалась, перекрутилась и сомкнулась опять, изобразив нечто вроде восьмерки. Шарик выскочил на ее внешнюю сторону…
— Кольцо Мёбиуса, — сказал Корнелий. — Соединение двух плоскостей в одну…
— Ага, — откликнулся Цезарь, и впервые прозвучала у него озорная ребячья интонация. — А теперь… опять! — Ленточная восьмерка порвалась вновь и соединилась в обычное кольцо. Только шарик бегал уже не внутри, а снаружи кольца. — Видите? Он ушел на другую плоскость!
— Вижу… Только понять не могу.
— А если представить вместо плоскостей трехмерные пространства? Они тоже на миг разорвались и соединились в одно, а шарик в это время перескочил…
— Ты мудрец, — без капли иронии сказал Корнелий. — Откуда это у тебя?
— Мы с папой часто играли в пространственные игры. Когда он дома бывал… Я один раз построил семимерный субкристалл с переходом в межпространственный вакуум. Папа не поверил, начал перезапись… А Бим не выдержал, отключился…
Последние слова Цезарь сказал уже вяло, угасающим голосом. И опять обмяк.
Чтобы он совсем не сник (хотя не все ли равно?), Корнелий торопливо спросил:
— Ну, а за счет чего происходит разрыв и соединение пространств? Или это «уже другая задача»? Как в анекдоте про студента и профессора?
Цезарь приподнял и уронил плечи.
— Не знаю… Извините, у меня голова разболелась. Отсюда можно уйти до конца занятий? Я хочу лечь.
— Иди… — угас и Корнелий. — Я скажу учителю.
Оставшись в кабине, Корнелий устало сел на хлипкий вертящийся табурет. И вдруг почувствовал: пальцы запросились к пульту. Рефлекс, наверно…
Экран был маленький, но пульт стандартный. Правда, большой ряд символов и микрофон для звуковых команд были заблокированы, однако Цезарь (ловкий парнишка все-таки!) умело обошел блокировку, подключившись к ВОТЭКСу через канал общешкольного информатория (видимо, подкинул такой хитрый вопрос, что Центральная Учебная Машина сама сомкнула контакты с большой сетью).
Корнелий привычно бросил пальцы на клавиши. В глубине стереоэкрана возникло желто-красное паутинное кружево остроугольной композиции. И неожиданно сложилось в узор, напоминающий фигурную решетку на тюремном окне…
И тогда Корнелий, обмерев от мгновенной слабости, от неожиданной надежды, послал вызов: «Информация юридической службы. Логические задачи…»
А в самом же деле! Юридическая Машина должна учитывать прецеденты! В старину, если человека расстреливали и не могли убить первым залпом, его потом лечили и миловали. Если у повешенного рвалась веревка, его тоже щадили!
«Субъект А, будучи приговорен к административной казни по штрафному миллионному шансу, не смог быть подвергнут акции по вине исполнителя (субъект В), оказавшегося неготовым к выполнению данной служебной обязанности. В то же время должностным лицом (субъект С) индекс осужденного был заранее снят с контроля, а субъект В — тоже заранее — подписал протокол о состоявшейся акции… Может ли в данном случае субъект А рассчитывать на помилование — с учетом прецедента, который условно назовем „лопнувшая веревка“?..»
Дальше Корнелий, судорожно давя податливые кнопки, подробно изложил ситуацию с неудавшимися казнями (в том числе и случай с героем фильма «Дочь контрабандиста») и факты отмены судебных приговоров. Потом загнал текст в шифровальный блок.
