– Да.
– И ты, конечно же, уже придумал, как мы обрушим мост? – спросил Каин.
– У меня есть оружие, о котором они еще не слышали.
Антон
Диагноз подтвердился спустя несколько недель. Я не хотел говорить об этом Еве, но болезнь давала о себе знать каждый день… каждый час. Паралич при БАСе прогрессировал у всех людей по-разному. Диапазон скорости поражения двигательных нейронов был велик – от нескольких месяцев в худшем случае до десятилетий при благоприятном течении, если здесь уместно слово «благоприятный» при болезни, в итоге полностью парализующей человека. Еве не повезло. Через месяц после обнаружения страшного диагноза она лишилась речи и подвижности верхних конечностей. Иначе говоря, руками она больше не могла двигать. Руками! Девочка, рожденная с церебральным параличом, всю жизнь просидевшая в инвалидной коляске, лишилась возможности двигать руками! Я не верю в Бога. Теперь я знаю, его нет. Его не может быть! Не может существовать адекватное всеобъемлющее сознание, любящее свое творение – нас, людей, и при этом посылающее нам такие испытания, такие мучения! Нет Бога! А если он и есть, то это садист! Сумасшедший садист, извращенец, находящийся там, на небесах, и похотливо ухмыляющийся, видя, как страдает двенадцатилетняя девочка!
Еще через пару недель БАС отнял у нас все, кроме нескольких лицевых мышц. Моргать Ева пока тоже могла.
Я сидел на краю дивана возле Евы. Дочь уже спала, а я все никак не мог отойти от нее. Сидел и пил дорогой коньяк, который выменял у Шурика на зимние ботинки. Выменял я, кстати, сразу несколько бутылок. У них на винно-водочном зарплату начали выдавать алкоголем. Шурик при всех трагичных обстоятельствах нашего убогого государства живет сейчас неплохо. Благодаря бартеру, он может получить практически все что угодно. Жаль, я всего лишь жалкий ненужный врач. Надо было вместо медицины на табачную фабрику идти или на тот же винно-водочный.
Глядя на обездвиженную Еву, я думал о том, что она там представляет в своем сознании. Что делать, если ты теряешь связь с реальным миром? Уходят ли такие люди в вымышленную реальность? В реальность, где они могут все что угодно! Бегать, прыгать, летать… Да хоть даже стать бессмертными!
Я отпил из горла и понял, что от яблока, которым я закусывал, остался даже не огрызок, а скорее огрызок огрызка. Зайдя на кухню, я включил свет, и мне бросилось в глаза мельтешение на стене возле хлебницы. Тараканы, в мире которых мы живем, кинулись врассыпную. Может, я и пьян сейчас, но не шучу. Я серьезно считаю, что мы живем в их мире, ведь тараканов на планете больше, чем нас, и они появились раньше, чем мы. И кажется мне, они нас переживут. И мы окажемся всего лишь мигом в тянущейся сотни миллионов лет жизни тараканов.
В холодильнике не осталось ничего, кроме каши Евы, которую я вводил ей с помощью шприца через трубку прямиком в желудок. Трубку я вставлял ей каждый раз перед кормлением или питьем. Рвотный рефлекс, который, несомненно, имелся у здорового человека, у Евы теперь отсутствовал. Мышцы попросту не сокращались, поэтому впихнуть ей эту чертову трубку через рот мне было несложно.
Я положил немного каши в кружку (все тарелки стояли грязные в раковине), взял из столешницы чайную ложку и вернулся в комнату.
Ева настороженно посмотрела на меня сонными глазами. Я сел возле девочки и провел пальцем по ее кисти.
– Попробуй пошевелить, – сказал я заплетающимся языком.
Дочь покосилась на меня.
– Подумай о том, как твоя рука двигается. Сделай это.
Ева нахмурила брови.
– Я думаю о том, чтоб мой палец согнулся, и он сгибается. Попробуй. Просто подумай об этом, – сказал я, глядя на свой мизинец.
Дочь отвела взгляд.
– Просто подумай об этом! Пошевели рукой! Не бросай меня тут в этом аду! – я хлопнул рукой по дивану.
У Евы потекла слеза.
– Прости, – я сполз на пол и приблизил свое лицо к лицу дочери, – я знаю, знаю… конечно, ты уже пробовала думать об этом. Если бы все было так просто. Я идиот. Прости. Все мозги пропил…
Ева начала часто моргать.
– В туалет отнести? – спросил я.
Дочь моргнула два раза, на нашем новом языке это значит «Да».
Я взял ее на руки…
* * *
Утром после завтрака я, как обычно, сидел возле Евы. Дочь лежала на боку лицом ко мне и читала научно-популярный журнал о космических телескопах. Ева обожала научпоп. Я читал газету, которую оставляют у нас в подъезде. Интернет опять, как назло, не оплачен, а до пособия неделя.
Ева могла морщить лоб, и я приклеил к ее лбу на скотч нитку, другой конец которой был привязан к колокольчику. Колокольчик я закрепил булавкой на диване. Когда мне нужно было перевернуть страницу, Ева морщилась, и я, услышав негромкий звон, помогал дочери продолжить чтение. Колокольчик стал ее голосом. Стал возможностью воздействовать на окружающий мир. Стал спасением в сложившихся условиях.
Завязать с алкоголем я решил, когда под утро проснулся от мерзкого звона. Мне снился сон, как я драю шваброй колокольню от экскрементов. А рядом со мной горбатый коренастый мужчина изо всех сил бьет в колокол. Я мою пол колокольни, морщась от запаха фекалий, которые появляются снова и снова. Там, где я только что помыл пол, спустя секунды появляется новая куча. А звонарь все бьет и бьет в проклятый колокол.
Поднявшись с кровати, я, пытаясь сфокусировать зрение, уставился на Еву, изо всех сил посылающую сигнал в наш колокольчик.
Ева
Звон в ушах стих. Ева, придавленная тоннами грунта и камней, лежала неподвижно в непонятной позе, мысленно заставляя свою руку, скованную землей, толкаться вперед-назад.
– Я не должна быть тут! Мне нужно в рай!
Ева изо всех сил посылала нервный импульс в конечность, но рука, упираясь в невидимую для девочки преграду, отказывалась двигаться.
– Ради Антона, ради Саши, я выберусь… я выберусь… Отец! Он сейчас там, в аду! Я должна спасти его!
Ева не сдавалась. Она снова и снова пыталась сокращать мышцы бицепса и трицепса, расталкивая оковы грунта, но все было тщетно, и тело ее не слушалось. Будто парализованная какой-то болезнью, Ева потеряла контроль над телом. Гравитация нещадно притягивала к центру планеты все, что попадало на поверхность. Ева лежала, прижатая материей. Материей, давящей по отвесным линиям, к центру массы небесного тела под названием Земля.
Девочка потеряла счет времени. Сколько она уже тут лежит? День? Два? Ева осознала, что самостоятельно отсюда выбраться не получится, и паника охватила ее разум. Крики, не выходящие за пределы ее мыслей, нагоняли еще больший ужас. Ева попыталась представить себя дома. Единственное, что она могла, так это морщить лицо, покрытое грунтом.
Сосредоточившись на своих воспоминаниях, Ева чуть ли не физически прогоняла действительность. Мысленно она оказалась на кухне с отцом, который читал новости по смартфону. Девочка пила чай с листком мяты, а Саша возмущался, стоя в коридоре, потому что кто-то опять убрал его накладки на стопы, и, как он выразился, если его накладки продолжат прятать, он будет вынужден ходить по улице без обуви и всю грязь понесет в дом. Ева с отцом, хихикая, переглянулись.
