Она увидела, как сверкнули ножницы. Как он что-то разрезал. Но это не было больно. Она почти ничего не чувствовала. Может быть, отсутствие боли было сигналом о том, что она вот-вот потеряет сознание. Наверное, первым делом человек теряет чувствительность.
Или он резал что-то не на ее теле? Она не знала, что и думать. Нет, он разрезал компресс, чтобы забинтовать ее кровавую рану.
— Зачем ты это делаешь? — наконец выдавила она.
— Это не ты должна умереть, — ответил он, обматывая бинтом ее талию, чтобы остановить кровотечение.
— Спасибо… — На этом все не закончилось. — Большое тебе спасибо… — Она будет жить. Она уже чувствовала, как силы возвращаются к ней, сознание проясняется.
— Меня не за что благодарить, — сказал он, закрепляя повязку. — Ты всего лишь пешка в большой игре. Пешка, которой нельзя жертвовать.
— Но я не понимаю… Что тебе нужно? Почему ты?..
— Твоя задача — не понимать, а повиноваться.
— Хорошо, — кивнула она. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Он улыбнулся, положил ее руку себе на плечо и помог подняться.
— Теперь тебе надо поработать.
37
Фабиану пришлось побороть сон и все-таки проснуться. Как только он открыл глаза, он не понял, где находится, кроме того, что это где-то на улице, и лежит он на чем-то твердом. Плитка. Он лежит на квадратной бетонной плитке. Тротуар. Он сел, повернулся к дому и понял, что это был его собственный дом.
Он все еще не мог стоять ровно, его ноги дрожали, когда он схватился за перила и наконец поднялся. Это стоило немалых трудов, и тупая боль в бедре после удара, который Муландер нанес пинцетом, давала о себе знать при каждом шаге вверх по шести ступеням крыльца.
Как он оказался на тротуаре возле своего дома, как долго его не было и что с ним сделал Муландер? Последнее, что он помнил, было то, как что-то внезапно кольнуло его в шею, после чего все погрузилось в темноту.
По крайне мере, его телефон у него с собой, и на его экране было написано, что сейчас двадцать минут седьмого утра, а это означало, что прошло почти три часа с тех пор, как он попал в руки Муландера. Три часа, которые вообще не сохранились у него в памяти.
Даже его пистолет был вновь в кобуре, магазин полный. У Муландера была прекрасная возможность покончить с ним в той ванной комнате, но вместо этого он предпочел оставить его в живых. Надолго ли — пока неясно.
Все это говорило ему о двух вещах. С одной стороны, Муландер верил, что он ничего не расскажет остальным сотрудникам отдела, пока продолжается расследование в отношении Понтуса Милвоха, а с другой — Муландер был действительно уверен в том, что им не удастся закончить расследование без его помощи.
Однако он всерьез сомневался в том, стоит ли доверять коллеге. Он сказал, что выполнит свою часть договора и добровольно согласится сдаться тогда, когда Милвох будет арестован, — и звучало это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Дверь была заперта, но ключи лежали в кармане пиджака, поэтому он открыл замок и вошел.
Насколько он помнил, Муландер ни разу не упомянул фамилию Стуббс за время их разговора, и этому могло быть несколько причин. Возможно, он не хотел показывать, как много знает. Возможно, у него был совершенно другой план, как позаботиться о ней. В лучшем случае он и понятия не имел, что она тоже замешана во всем этом, к тому же Фабиан надеялся, что Ингвар ничего не знает о лодке Эльвина.
В любом случае ему придется связаться с ней и рассказать, что произошло, и вместе им нужно будет проанализировать ситуацию и договориться о мерах, которые необходимо принять. Нужно ли будет еще раз перевезти лодку Эльвина? Могут ли они продолжать общаться по тому же номеру телефона или нужно купить новую симку?
Кроме того, им нужно было разработать план, как выяснить, где Муландер скрывает все собранные с мест преступления улики. Без них Милвох будет выпущен на свободу. Вопрос заключался в том, будет ли он вообще привлечен к уголовной ответственности, если они не смогут доказать связь между ним и различными убийствами, за исключением решений костей. Конечно, были некоторые инциденты, указывающие на него. Но, по сути, все обвинение должно было строиться именно на уликах, собранных Муландером и его командой. Без них все будет тщетно.
Дом спал и не издавал никаких громких звуков, кроме тихой работы вентиляции.
Чтобы не разбудить Соню и Матильду, он разделся в прихожей. Когда он снял рубашку, то обнаружил на ней небольшое кровавое пятно в районе спины. В тот же момент он понял, что у него чешется в определенном месте между лопатками, и чем больше он думал об этом, тем сильнее чесалось.
Может быть, чесалось там, куда Ингвар ввел шприц при эпидуральной анестезии, сейчас анестетик почти перестал действовать. Но это было совсем не то место, куда был сделан укол, а намного ниже. Во всяком случае, ему казалось, что все именно так, если, конечно, он мог положиться на свою память. Это также может быть просто укус насекомого. В конце концов, он несколько часов проспал под открытым небом.
Он попытался добраться до того места, где чешется, но дотянуться не удалось, и, сдавшись, он сел на табуретку, чтобы не потерять равновесие, и стал снимать ботинки и брюки. Затем прошел в глубь дома с мобильным телефоном в руке и поднялся по лестнице.
Ему все еще нужно было держаться за перила, хотя шатало его уже гораздо меньше. Побочным эффектом было то, что боль от удара в бедро стала усиливаться, и что бы это ни было у него между лопатками, оно чесалось все больше и больше. Ему совсем не хотелось этого делать, но все равно придется разбудить Соню и попросить ее посмотреть, что там такое.
Он открыл дверь спальни и шагнул в темноту, которую создавали опущенные вниз рулонные шторы.
— Соня, — прошептал он, как только закрыл за собой дверь. — Соня, это я. Тебе нужно проснуться. — Он ощупью прошел вдоль края кровати и, только когда сел, понял, что кровать пуста.
Его моментально накрыла волна беспокойства, тут же скрутило живот. Он разблокировал телефон и дрожащими пальцами нашел ее номер и позвонил, и только тогда заметил, как что-то засветилось среди одежды на кресле.
Это Муландер? Неужели он похитил их, чтобы заставить его согласиться на все, что он предлагал? Да, он угрожал, что семья, так или иначе, пострадает в случае, если он не сдержит свое слово и нарушит их соглашение. Но это было уже слишком.
Возвращаясь в верхний коридор, он позвонил Муландеру.
— О, ты проснулся. Надеюсь, ты не обиделся за то, где тебе пришлось спать. Вообще-то я собирался положить тебя в саду за домом. Но твой сосед уже сидел на веранде и читал утреннюю газету, так что у меня, к сожалению, не было выбора.
— Что ты сделал? — прошипел он, открывая дверь в комнату Матильды. — Что, черт возьми, ты наделал?
