То, как вздрагивает Ник, то, как быстро он поворачивает голову в сторону входных дверей учреждения, говорит мне только об одном…
Тайфун «Юля» покинул здание.
А Ольшанский все еще держит мой чертов локоть.
Почему у меня такое ощущение, что мы пойманы на месте преступления? Синдром любовницы?
— Ой, привет, Анжела, какая встреча!
Разумеется, эта принцесса не могла не обрадоваться нашей чертовой встрече. Я помню, как Крис зеленела при одном только появлении Вики, рядом с вожделееемым моей бывшей подружкой Ярославом Олеговичем. Хотя, какое появление, даже просто поминая Вику словом — многим количеством недобрых слов, Крис походила на гарпию, только что кислотной слюной не брызгала. И это ведь при том, что Ярослав не был даже её единственным вариантом, как потом вылезло…
Нет. Юля ни за что не опустится до пустяшной ревности.
И правильно, ведь в случае меня и Ника ревновать просто не к чему.
Даже наша с ним ночь — событие из ряда парада планет. Иногда и параллельные прямые пересекаются.
Правда, любому человеку со стороны очевидно, насколько мы с ним невозможны.
И это до крови больно, но я точно знаю, что не буду обращать на эту часть моей души внимания. Некоторые чувства нужно просто ампутировать и жить дальше.
— Привет, — устало произношу я, поворачивая к Юле лицо, — и пока. Я уже убегаю, иначе я опоздаю на автобус, на работу, и вообще по жизни.
— Погоди, погоди, — Юля встревоженно морщит лобик, — а зачем тебе куда-то бежать? Поехали с нами в клуб! И быстрее, и комфортнее.
— Вот и я ей говорю об этом.
Боже, Ольшанский, как я тебя ненавижу сейчас!
Ведь ты все знаешь. Я все тебе сказала. И ты продолжаешь прокручивать в моем сердце нож, ожидая, видимо, что он с той стороны моей спины выйдет.
Как мне может быть комфортнее в вашей гребаной компании?
— Давай в машину, — не терпящим возражений тоном роняет Ник и, не выпуская моего локтя из своих пальцев, тянет в нужную сторону.
Вот чего, спрашивается, вообще добиваешься? Это проверка на вшивость, как я вынесу денечек в вашей компании, и не подговорю ли завтра конюха Ильшата двинуть твоей принцессе по голове, чтобы устранить её со своего пути?
Когда он просто ухлестывал за Викой, было как-то проще. И меньше вопросов.
А Ник останавливается у багажника своей машины, открывает его, бросает на меня непреклонный взгляд.
— Сумку кидай, у меня на заднем сиденье документы и лекарства для конюшни.
— Так может, мне не мешать вашим лекарствам, Николай Адреевич? — улыбаюсь я улыбкой вежливой дряни. — Мне вправду удобнее на автобусе. Я совершенно не хочу…
— Ты едешь с нами. Это не обсуждается, — глаза Ника сужаются, и я прям четко вижу, что его бесит этот разговор. Что ж, хорошо. Хоть что-то у нас с ним взаимно.
Субординация. Этикет.
Все, что прячет истинную причину моего сопротивления этой идиотской идее. Они же не дают мне взорваться и, показав средний палец Ольшанскому и ему невесте, уйти на остановку.
В конце концов, я не хочу, чтобы Юля поняла, почему я не хочу с ними ехать на самом деле. Я не хочу, чтобы она тоже была в курсе моих чувств.
Как я успела понять — сладкую парочку из директора и клубной медсестры очень любят сотрудники Артемиса. Юля для них — местная Золушка. А я… Понятно, кем я буду, да? Стервой, дрянью, разлучницей.
Это в прошлом, я больше не хочу возвращаться к этой роли.
Черт с ними.
Сумку я швыряю в багажник. Зябко ежусь и уставляюсь в глаза Ольшанскому.
Ненавижу тебя, Ник. Не-на-ви-жу!
Кажется, он это понимает. И, по всей видимости, это его устраивает.
Ну, что ж…
По всей видимости, его предложение работы для меня — это все, что он был согласен изменить в наших отношениях.
И судя по всему, по этому жестокому стремлению сделать мне побольнее — ему на это пришлось себя долго уговаривать.
С места я не двигаюсь — до меня запоздало доходит, что я не хочу оставлять сумку со своими документами наедине с Ольшанским. А ну как хоть еще одна справка оттуда выпадет? И он в нее заглянет и увидит реальный срок моей беременности.
Дожили! Раньше отцы от беременных девочек бегали и недели считали, доказывая, что их отцовство — еще не факт, а тут я — боюсь, что Ольшанский зацепится за мои недели.
Ну, за гинекологию-то зацепился…
— Мы едем сегодня или завтра? — ехидно уточняю я, изучая почему-то замершего в какой-то своей прострации Ника скептическим взглядом. Он моргает, приходит в себя и давит ладонью на крышку багажника.
— Не закрывай, — Юля подныривает сбоку и тянется к широкой спортивной сумке, заброшенной в дальний угол багажника, — я возьму толстовку. Замерзла. Садитесь пока, я быстро…
Сесть в машину одновременно с Ольшанским — это меня устраивает. Юле мои справки не за чем.
Девушка Ника копается в багажнике минут пять — видимо, толстовка оказывается на самом дне сумки, потом в приподнятом настроении падает на кресло сбоку от водителя.
— Ну что, поехали? — она так по-свойски касается локтя Ника, что я прям сразу начинаю ощущать, что это будет очень долгая поездка.
Надеюсь, Ник сейчас не вспомнит, что тоже что-то забыл в багажнике? Хотя там кроме моей сумки и сумки с Юлиной одеждой и нет ничего. Ну, только обычная для водителя канистра с водой.
Но если вдруг он таки соберется — что мне делать? Притворяться, что у них ароматизатор в машине бесячий?
Так ведь его как назло нет!
На мое счастье, Ник просто заводит машину.
Господи, дожить бы до конца этой проклятой поездки!
19. Энджи
Надеюсь, ты доволен, Ольшанский.
Если это была прививка от моих чувств к тебе — да, получилось прекрасно.
Удивительно, но сейчас я ненавижу не его партнершу, как это было с Викой. А его, заставившего меня терпеть этот цирк и не отрывать глаз от проплывающих мимо окон — сначала улиц, потом — окраины Подмосковья. Наконец-то Подмосковье. В центре у меня за полчаса мозг почти в ноль расплавился от Юлиных постоянных реплик.
— Знаешь, я читала отзывы, тут просто потрясающие коляски…
— А тут продаются пинетки и детские кофточки ручной вязки
— А тут…
Любящий папочка её ребенка кивает, каждый раз выныривая из своих глубоких мыслей.
— Да-да, заедем в выходные, обязательно.
— Да-да, оформи заказ, пусть пришлют курьером.
Мне это не нужно. Ничто из этого. Ни его реакция, ни его обеспеченность.
