Мясная солянка. Густая настолько, что оставленная в ней ложка могла стоять. Могла, но не стояла даже у меня, пока не опустела тарелка, а когда она опустела, ложка могла только лежать, зато я теперь могла обращать внимание на что-то, кроме еды. Впрочем, от ещё одной порции солянки я бы не отказалась: кто бы ни был поваром у Ли Си Цына, свои деньги он получал не зря.
— Как приятно, когда у девушки хороший аппетит, — ехидно сказал Песцов. — Правда, дядя?
Вряд ли он надеялся, что мы с хозяином дома сойдёмся на почве любви к еде, но тем не менее Ли Си Цын ответил почти дружелюбно:
— В отличие от тебя, Дима, девушке было из-за чего проголодаться: она делом занималась.
Ага, портила подушки. Я занервничала. Когда только успели донести? И главное, никто ему ничего не сообщал: до этого момента обед проходит в полной тишине. Неужели он как-то просматривает всё, что происходит в комнате?
— Извините, — всё же выдавила я из себя. — Я не хотела. Случайно получилось.
Ли Си Цын посмотрел задумчиво. Кажется, до этого момента он не подозревал о порче имущества, но сейчас я зародила определённые сомнения в его душу. Развиться им помешал Песцов, недоумённо спросивший:
— Ты о чём, дядя?
— Елизавета Дмитриевна тренировала переход во вторую ипостась. Вы же недавно её обрели?
С этими словами он опустил в рот сразу три пирожка и активно начал их пережёвывать, смотря на меня в ожидании ответа.
— Недавно, — согласилась я.
Боже мой, а ведь я понятия не имею, как к нему обращаться. Песцову хорошо: сказал «дядя» — и ладно. А мне? Господин Цын? Господин Ли? Господин Ли Си Цын? Или непременно по имени-отчеству? Они же у него тоже есть. С другой стороны, нас друг другу не представили по всем правилам, так что возможные промашки спишу на это. И на погрешности воспитания. И на потерю памяти. И на…
— И с магией у вас до недавнего времени тоже не всё было ладно?
— Тоже, — согласилась я, пытаясь понять, к чему клонит Ли Си Цын.
В том, что он к чему-то клонил, не было ни малейшего сомнения. Как и в том, что сейчас он ничего говорить не будет. Вон с каким неудовольствием смотрит на двери, в которые увезли столик с супницей и из которых должна появиться следующая перемена. И носом дёргает этак недовольно— сразу видно, от кого Песцов взял эту нехорошую привычку.
— Я хочу с вами об этом побеседовать, — сообщил Ли Си Цын. — Но не сейчас, после обеда.
— А как же быть с важным послеобеденным сном? — спросил Песцов с явной насмешкой.
— Можешь ему предаться, — разрешил Ли Си Цын. — Тебя эта беседа не касается.
— Как это не касается? — возмутился Песцов.
— Так.
Песцов начал бухтеть, что он лицо заинтересованное, поскольку уже влез в это дело по самое не хочу, но тут вкатили столик с очередной переменой, и Ли Си Цын полностью потерял интерес к беседе. Впрочем, как и я. Казалось, вкуснейшая солянка была мной поглощена даже не вчера— позавчера, и нос мне намекал, что непременно нужно попробовать вот это, вот это и вот это. И ещё капельку, самую малость вот этого.
Из-за стола я вставала, чувствуя себя довольным шариком и подозревая, что вес Ли Си Цын набрал отнюдь не потому, что попал под нехорошую магию, а то я должна была бы признать, что эта магия затронула и меня тоже. Нет, в этом доме долго задерживаться нельзя: кормят настолько вкусно, что поживи я тут пару недель и тоже смогу только кататься. А у меня нет двух хвостов, чтобы маневрировать — лапы-то уже не помогут, если живот раздуется.
— Пойдёмте, Елизавета Дмитриевна, — напомнил Ли Си Цын. — Дмитрий, ты свободен.
Сказал он негромко, но как-то так, что у Песцова не появилось желание противоречить, и он мирно отправился переваривать пищу к себе в комнату. Я ему даже немного позавидовала. Пожалуй, я тоже была бы не прочь предаться сладкому послеобеденному сну: наполненный желудок тянул вниз и заставлял веки смыкаться. Хорошо, что в кабинете уже стоял для меня стул, на который я сразу села и украдкой зевнула, приложив руку к лицу. Но первый же вопрос Ли Си Цына заставил меня проснуться.
— Что хочет получить от вас Волков?
— Понятия не имею. Он говорит о каком-то артефакте, который якобы есть у меня, но который принадлежит ему по праву. Но у меня ничего такого нет, Рысьины, которые тоже считают, что артефакт их, уже все проверили. Княгиня предположила, что тайник в квартире зачарован на крови.
— Вот как?
— Но мне кажется, это лишь предлог, чтобы взять с меня клятву полного подчинения.
— Возможно, — согласился Ли Си Цын. — Такая клятва в случае столь строптивого члена клана лишней не будет.
— Меня в клан обманом заставили войти, — поморщилась я.
— Иначе бы вас обманом заставили бы войти в другой клан, поломав все планы Рысьиной, — не проникся моими бедами Ли Си Цын. — Это оправданный обман.
— Я так не считаю.
— Елизавета Дмитриевна, вы слишком юны, чтобы принимать решения. Какого рода артефакт от вас хотели получить?
— Никто толком не объяснил, — с непонятным мне самой удовлетворением ответила я. — Все ограничивались словами: «Поймёшь сама, когда увидишь». Но поскольку я так ничего не увидела, то и понимать оказалось нечего.
Ли Си Цын хмыкнул и взглянул на меня с непонятным интересом.
— Отвод глаз, который на вас был, кто вас ему научил?
Говорить или не говорить? Впрочем, этот тип, похоже, уже имеет представление о моём уровне силы, да и придумать что-то правдоподобное вряд ли получится. Во всяком случае, не вот так, на ходу, под угрозой разоблачения.
— У Волкова подсмотрела и повторила. Это не слишком сложное плетение.
— Но и не слишком надёжное.
— Лучше такое, чем никакое, — не согласилась я. — Только благодаря ему мне удалось уйти от Рысьиных.
— Почему вы сбежали?
— Потому что не хочу, чтобы они распоряжались моей жизнью. Фаина Алексеевна запланировала мне не слишком завидную участь.
— Поэтому вы сбежали в никуда?
— Почему в никуда? У меня есть направление от армии на кафедру целительства.
— Судя по тому, что рассказывал Дмитрий, вы там зароете свой талант. — Ли Си Цын прикрыл глаза, поэтому совершенно невозможно было понять, серьёзно он говорит или шутит. — Армии куда больше нужны сильные боевые маги, чем целители.
— Не испытываю склонность к убийствам, — сухо ответила я.
— Но они куда лучше оплачиваются.
— Деньги— не главное в жизни.
Ли Си Цын открыл глаза и неожиданно басовито не то хохотнул, не то хрюкнул. Посмотрела я на него с осуждением: такое поведение больше подходило Свиньиным-Морским, чем солидному песцовскому родственнику.
