— Елизавета Дмитриевна, пойдёмте, — сухо сказал целитель, чья обида явно не прошла. — Будем проверять.
Я даже испытала чувство вины. Не стоило нам ругаться из-за каких-то жалких кроватей. То есть они, конечно, были не жалкие, из-за чего мы и поругались. Но всё равно, не стоило.
— Подождите, Владимир Викентьевич. Мне требуется ваша помощь здесь.
— Да?
— Понимаете, Владимир Викентьевич, я попыталась восстановить защитную сеть этого дома…
— Да не стоило, Елизавета Дмитриевна, — чуть снисходительно сказал Звягинцев. — От неё ничего не осталось, я проверял.
— В том-то и проблема, что осталось всё, кроме управляющего блока. Остальное я восстановила, но если вы не перехватите, работа точно пойдёт впустую.
Послышался огорчённый вздох домового, который на глаза мне теперь не показывалась. Поскольку, как выяснилось, когда я злюсь, глаза тоже начинают краснеть. Более того, из них вырываются хорошо заметные лучи. Психика Мефодия Всеславовича оказалась очень ранимой, и он решил, что когда я его не вижу, злюсь меньше. Собственно, к этому моменту я уже почти успокоилась.
— Восстановили? Вы, Елизавета Дмитриевна? Но как?
— Там совсем простая защита. Но я подумала: лучше простая, чем никакой.
Чувствовала я себя совершенно глупо, удерживая концы плетений, которые некуда было прицепить. Если просто замкнуть, пойдёт разрушение и от моей работы ничего не останется.
Звягинцев недоверчиво кашлянул, вытащил из кармана какое-то приспособление и навёл на мои руки. По всей видимости, это был артефакт, позволяющий разглядеть плетения, потому что целитель начал переводить устройство то на одну стену, то на другую.
— И вы это сделали сами? — удивлённо уточнил он.
— Не сделала, восстановила. И не совсем сама. С подсказкой. Но как видите, без вашей помощи не смогу закончить.
Владимир Викентьевич спохватился и начал выплетать нечто сложное, но настолько красивое, что сразу вспомнились слова домового о кружевах. Но на основной слой лёг другой, уже наверняка не столь нужный, но призванный запутать случайного наблюдателя. А потом третий, сделавший из стройного красивого рисунка невнятную путаницу. Остались хорошо заметны лишь места, в которые надо было крепить сеть.
— Вот так, — удовлетворённо выдохнул целитель. — Видите, куда вплетать?
Вопрос удивил. Почему-то я думала, что целитель лишь покажет, а управляющий блок буду делать я. Правда, я не уверена, что смогла бы повторить сделанное Звягинцевым: и плетение было сложным, и выплетал он быстро.
— А так можно? Соединять плетения разных магов?
— Разумеется, можно, иначе бы я не предлагал. — Он нетерпеливо дёрнул руками, поскольку они теперь были заняты. — Так вы видите?
Я кивнула и старательно вплела сначала один конец, потом второй. Опасливо присмотрелась, прислушалась, но наша совместная работа не привела ни к каким разрушительным последствиям, что уже само по себе было хорошо.
— Удивили вы меня, Елизавета Дмитриевна. Защита действительно простенькая, но мы её потом усилим, — радостно сказал Звягинцев. — Пустим вторым слоем нашу. А что управляющий блок не сохранился, так это и к лучшему — он на бывших хозяев завязан, а это нам не нужно. Но вы, наверное, устали, не сможете испытывать плетение вашего дедушки?
— О нет, я полна сил и желания разобраться, есть ли оно на мне вообще.
— Признаться, я тоже сомневаюсь, — неожиданно согласился Звягинцев. — Ума не приложу, что должно было случиться, чтобы сделать это с ребёнком. Да не просто с ребёнком, с собственной внучкой. Он же должен был понимать, что это на ней отразится?
— Возможно, не собирался отставлять надолго? Но мы строим предположения, а там может ничего и не быть.
— А мы сейчас проверим, — азартно сказал Звягинцев и махнул рукой, предлагая идти за собой.
Помещение оказалось почти копией того, что было в целительском доме в Царсколевске, разве что чуть побольше и безо всяких предметов. А вот вытяжка, вытяжка была. То ли это обычная примета домов, то ли здесь раньше жил кто-то с магией. Но голубые силовые линии не остались от прежних хозяев — это была так хорошо памятная мне защита Владимира Викентьевича.
— Что ж, проведём эксперимент. Разденьтесь до рубашки, а потом я наведу на вас плетение, позволяющее раскрыть плетение Седых. Если оно, конечно, есть.
Если той Лизе пришлось задирать юбку, чтобы добраться до артефакта, то доставала она его, скорее всего, из живота. Не думаю, что целитель будет шокирован моим нижним бельём, тем более что оно куда приличнее, чем было поначалу — бабушка позаботилась. Но всё же раздеваться перед кем-либо мне не хочется.
— Я сама наведу.
— Оно сложное, а вы устали.
— Я не настолько устала, чтобы не выучить новое плетение.
— Ну смотрите, Елизавета Дмитриевна. — Звягинцев пододвинул ко мне лист со схемой. — Если вы вдруг думаете, что я не смогу его использовать, то зря: только создание самого пространственного кармана мне недоступно.
Пальцы начали выплетать по схеме нужную комбинацию. Причём так быстро, что появилась уверенность: эта схема им знакома и сейчас как раз включилась память тела. Осталось только несколько штрихов до активации, когда Владимир Викентьевич вдруг спохватился:
— Елизавета Дмитриевна, а если он там?
Уточнять кто, я не стала.
— Если он там, я не буду вытаскивать, лишь ощупаю. В руки не возьму. Условие договора: как только артефакт оказывается у меня в руках.
Признаться, хоть говорила я твёрдо, но некий мандраж был. Как-никак сейчас многое решится, а если не решится, то я понятия не имею, где ещё может быть этот клятый артефакт. Поэтому плетение на себя я отправляла, закрыв глаза. И почти сразу почувствовала жжение. Лёгкое, но не позволяющее ошибиться с местом. Когда я приподняла юбки и ослабила завязку на панталонах, чтобы их приспустить, обнаружила в животе дыру. Чёрную дыру, обрамлённую голубым сиянием и ведущую в никуда. Парной дыры на спине не было, поскольку там ничего не жгло, но на всякий случай спину я тронула.
— Есть? — спросил Владимир Викентьевич подрагивающим голосом.
— Дыра есть.
— А артефакт?
Засовывать руку в себя было страшно, но зажмуриваться я не стала. Было дико видеть, как рука исчезает внутри моего тела, но все мысли об этом вылетели из головы, когда палец коснулся чего-то круглого и гладкого, неприятно ужалившего магией.
Глава 33
Выкручивало меня знатно, так выкручивало, что я показалась себе мешком, забитым всякой всячиной, перемалываемой не иначе как на чёртовой мельнице. До боли, до хруста костей, до потемнения в глазах и почти до потери сознания. Накатила мерзкая слабость, зато одежда, напротив, скатилась, оставив меня в первозданном виде. Увы, не человечьем, лисьем. А ещё меня столь сильно тошнило, что я не удержалась и извергла остатки обеда, хорошо хоть не на свою одежду, а чуть в сторону.
