Она лучится радостью.
Я сую в рюкзак все необходимое. Фонарик, одеяло, кусок брезента, батончики с повышенным содержанием протеина, кипяченую воду, туалетную бумагу. За спиной слышится сухой шелест шуршащих юбок. Только не это. Я с силой зажмуриваю глаза.
Ее рука на моем затылке – как холодная глина. Никто не должен узнать, кто ты на самом деле, – говорит Мамочка.
«Никто ничего не узнает, – слышится мой голос, – я просто хочу сделать Лорен приятное. Один-единственный раз, клянусь. Я позабочусь, чтобы больше ей в жизни ничего такого не хотелось.
Их надо перенести на другое место.
Солнце медленно закатывается за кромку деревьев. Через отверстие в окне с западной стороны дома я смотрю на лики леса. А когда на улице сгущается мрак, закидываю на плечо рюкзак и выключаю в доме свет.
– Может, перед уходом выпьешь воды? Или сходишь в туалет? Потом уже не получится.
Лорен качает головой. Я чуть ли не физически ощущаю, как от нее серией крохотных вулканических извержений исходит возбуждение.
– Мне придется тебя нести, ты уж не брыкайся.
От розового велосипеда на лесной подстилке проку не будет.
– Как скажешь, – говорит она.
Мы выходим через черный ход, который я тотчас за собой запираю. А пока стоим в тени дома, внимательно оглядываюсь по сторонам. На дороге никого нет. Вокруг желтых уличных фонарей водит хороводы мошкара. На нас глазницами старых газет пялится соседний дом. Дальше квартал представляет собой совсем другую историю. Из окон с поднятыми рамами выплескиваются шум и теплый свет. Ухо улавливает далекий отзвук пианино, ноздри – слабый аромат поджариваемых свиных отбивных.
– Можно пойти туда и постучать в какую-нибудь дверь, – говорит Лорен, – потом поздороваться. Может, нас попросят остаться на ужин.
– По-моему, ты хотела в поход, разве нет? – говорю я. – Пойдем, котенок.
Мы сворачиваем в ту сторону, где на пурпурном фоне неба темным силуэтом маячат деревья. Ныряем в проход и оказываемся среди них. Фонарь озаряет тропинку широким, бескровным лучом света.
Вскоре все атрибуты города остаются позади. Нас со всех сторон окружает лес, который в этот момент только-только пробуждается. Темный воздух наполнен криками, хлопаньем, пением. Лягушки, цикады, летучие мыши.
Лорен вздрагивает, и я физически ощущаю ее удивление. Мне нравится прижимать ее к себе. Даже не помню, когда она в последний раз позволяла мне вот так без боя взять ее на руки. Ей ненавистно чувствовать себя беспомощной.
– Что ты сделаешь, если к нам кто-нибудь подойдет? – опять спрашиваю ее я.
– Затихну и позволю тебе спокойно поговорить, – отвечает она. – А что это за вонь?
– Скунс, – говорю я.
Какое-то время зверек бежит по тропинке неподалеку от нас, пожалуй, из любопытства. Затем неспешно растворяется в лесной мгле, и запах меркнет.
Нам не надо далеко отходить, всего-то с милю. В паре сотен футов от тропинки есть полянка. Она скрывается за валунами и густым кустарником, поэтому найти ее может только тот, кто знает. Мне дорога туда хорошо знакома. Ведь именно там живут боги.
Воздух насыщен ароматом кедра и тимьяна, крепким, как вино. Но поляну окружают не сосны или пихты, а совсем другие деревья – стройные, белые призраки.
– Пап, – шепчет мне Лорен, – а почему эти деревья белые?
– Потому что это белые березы, их еще называют бумажными, – говорю я, – смотри.
Я отрываю от ближайшего ствола полоску коры, показываю ей, и она гладит шершавую поверхность. Подлинного названия – костяные деревья – не говорю.
Я нахожу на северо-западном конце поляны давно облюбованное местечко и расстилаю брезент на земле, еще теплой от дневной жары. Мы садимся. Я даю ей съесть батончик и попить воды. Над нашими головами сквозь ветви проглядывают звезды. Лорен молчит. Я знаю, она их чувствует. Она чувствует богов.
– Как хорошо, когда мы с тобой вместе, – говорю я, – мне сразу вспоминаются времена, когда ты была маленькой. Эх, славные были деньки.
– А я запомнила их по-другому, – отвечает она.
Меня наотмашь хлещет разочарование. Лорен вечно меня отталкивает. Но я сохраняю спокойствие.
– Ты мне дороже всех на свете, – говорю ей я.
И это действительно так. Лорен у меня особенная. Кроме нее, эту полянку я не показывал никому.
– Мне хочется только одного – чтобы ты всегда чувствовала себя в безопасности.
– Пап, я не могу больше так жить… – говорит она. – А иногда не хочу жить вообще.
Когда ко мне возвращается способность дышать, я как можно ровнее говорю:
– Открою тебе один секрет, котенок. Время от времени такие мысли приходят в голову каждому. Порой все складывается хуже некуда, и ты совсем не видишь впереди будущего. Оно затянуто тучами, как небо в дождливый день. Но жизнь мчит вперед с невероятной скоростью. И все рано или поздно меняется, даже плохое. Ветер разгонит тучи. Обещаю тебе – разгонит всегда.
– Но я не такая, как другие, – говорит Лорен.
У нее настолько пронзительный голос, что им меня можно проткнуть насквозь.
– Большинство запросто приходят сюда сами. А я не могу. Это не изменится, и никакой ветер ничего не разгонит. Так будет всегда. Ведь так, Тед?
Я вздрагиваю и морщусь. На это у меня ответа нет. Ненавижу, когда она называет меня Тедом.
– Давай просто полюбуемся звездами.
– Ты должен разрешать мне больше, пап, – говорит она. – Я должна повзрослеть.
– Лорен, – говорю я, чувствуя, как в душе закипает ярость, – так нечестно. Да, я знаю, ты считаешь себя совсем взрослой, но за тобой все еще нужно приглядывать. Помнишь тот случай в торговом центре?
– Сколько с тех пор прошло лет? Сейчас все по-другому. Вот посмотри, мы ведь сейчас не дома, а на улице, и я хорошо себя веду.
Вскоре Лорен говорит:
– Меня что-то укусило.
В ее голосе одно лишь удивление, но страха пока нет.
В меня тоже впивается жало, причем дважды, почти без перерыва. Чувствовать его я, разумеется, не чувствую, но вижу, как красными бугорками вздувается кожа. Они облепили нас с головы до ног. Лорен срывается на крик:
– Что это? О боже, пап, что происходит?
– Это огненные муравьи, – говорю я, – мы, вероятно, сели на их муравейник.
– Убери их с меня! – кричит она. – Мне больно, убери их с меня!
Я сгребаю рюкзак, подхватываю ее на руки и бегу под сенью деревьев. Меня хватают за ноги корни и кусты ежевики. На тропинке я останавливаюсь и энергично нас отряхиваю, лью воду на открытые участки тел и спрашиваю:
