Книга Последний дом на Никчемной улице, страница 42. Автор книги Катриона Уорд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Последний дом на Никчемной улице»

Cтраница 42

– Знаешь, – сказала Мамочка, – меня это совсем не удивляет.

– Не удивляет?

Я почти даже услышал, как Леди Такса в предвкушении подалась вперед.

– А ты сама подумай. Все эти финансовые проблемы. Хотелось бы мне знать, куда деваются деньги! То же самое отделение, тот же бюджет, но почему тогда их вдруг стало так не хватать?

– Ничего себе, – произнесла Леди Такса, с шумом втянув в себя воздух, – думаешь, в больнице выявили какую-то аферу?

– Об этом судить не мне, – самым кротким голосом сказала Мамочка, – мне просто интересно, только и всего.

Я услышал, как Леди Такса прищелкнула языком.

– То, что тебя уволили, мне всегда казалось бессмыслицей, – сказала она, – я об этом уже говорила и готова повторить миллион раз. Но то, что происходит сейчас, может все объяснить.

Мамочка ничего не ответила, я представил, как она улыбнулась своей доброй, немного смущенной улыбкой и покачала головой.

Я расстроился, хотя и сам не знал почему. А потом забрался в старый морозильный шкаф, закрыл над собой крышку и сразу почувствовал себя лучше.


После этого я выпал из времени. А когда пришел в себя, то все еще находился в морозильнике, точнее, по всей видимости, забрался туда вновь. Слышал голос Леди Таксы, чувствовал запах табачного дыма, просачивавшегося из гостиной в щель под кухонной дверью. Только вот сама кухня была немного другой. С подоконника исчезли тюльпаны. Стены казались грязнее.

– Это же скандал! – прозвучал Мамочкин голос. – Швырять камни! Да они переколотили на этой улице все фонари. Как по мне, так во всем виноваты родители. Дети должны знать, что такое дисциплина.

Я распахнул дверь. Женщины удивленно подняли на меня глаза. На Мамочке была зеленая кофточка и слаксы. В окно заглядывал холодный день, обрамленный голыми, безлистыми ветвями. Рядом с Леди Таксой сидел лохматый пес, но уже не такса. Он поднял бурую с белым голову, моргая от табачного дыма. Теперь она превратилась в Леди Терьер.

– Продолжай, Тедди, – мягко произнесла Мамочка, – здесь нет повода для волнений. Иди, тебе надо дозаполнить анкету о приеме на работу.

Я закрыл дверь и вернулся на кухню, где меня ждала недописанная анкета о приеме на работу в городской автосалон.

День был совсем другой, и в школу я больше не ходил. Меня выгнали за то, что я ударил у шкафчиков того мальчонку. Мамочка считала, что мне в любом случае лучше оставаться дома. Я ей помогал. И до этого никогда так надолго не выпадал из времени. Я попытался собрать мелькавшие в голове короткие проблески воспоминаний. Мне, думаю, было лет двадцать, может, двадцать один, Мамочка уже не работала в больнице, а ухаживала в дневное время за престарелыми и инвалидами. Хотя на тот момент уже нет, потому как ее опять уволили из-за человеческой подлости.

В моем теле чувствовались изменения. Я стал крупнее. То есть гораздо крупнее. У меня отяжелели руки и ноги, а лицо обросло рыжеватой щетиной. Вместе с тем появились новые шрамы. Я чувствовал, как они чешутся под футболкой на спине.

– Мехииииико, – говорит через дверь Леди Терьер, – каждый день на завтрак коктейль. С зонтиком.

Она вот уже какую неделю с нетерпением ждет отпуска.

– Со мной едет тот красавчик Генри, упаковщик из «Стоп-энд-Гоу». Двадцать пять лет от роду. Что ты на это скажешь?

– Ты неисправима, – отвечает Мамочка.

В ее голосе слышатся одновременно и порицание, и комплимент. Я размышляю о том, что такое двадцать пять лет и сколько сейчас Леди Терьер. Много. Должно быть, без малого сорок.

– Сильвия тоже так считает, – произносит она и неожиданно грустнеет, – никогда не думала, что моя дочь, когда вырастет, будет меня так осуждать. А ведь в детстве была просто душка.

– А вот мне с Тедди очень повезло, – говорит Мамочка, и мое сердце переполняет любовь к ней, – он всегда относится ко мне с уважением.

«Интересно, а где Папочка?» – думаю я и в этот момент вспоминаю. Папочка ушел после того, как я ударил его по голове. Помню, как под моими костяшками треснула кость, помню синяки на своей руке. То был один из тех случаев, когда я благодарил Бога, что не чувствую боли. Но он ее чувствовал. Знаю, Папочка это заслужил, но до причин мне приходится доискиваться. Память возвращается короткими сполохами. Я ударил его, потому что он раскричался на Мамочку. Называл нехорошими словами и говорил, что она сумасшедшая.

– Тсс… – говорит она, врываясь в мои мысли.

Я поднимаю на нее глаза, благодарный, что она пришла.

– Тедди, ты взял нож и поранился.

Я вздрагиваю и кладу нож обратно в ящичек, даже не помня, как его брал.

– Все в порядке, Мамочка.

– Не надо подвергать здоровье риску, – говорит она, – рану надо дезинфицировать и наложить пару швов. Я принесу аптечку.

Хотя нет, это случилось в другой раз. Я в неправильном воспоминании. Никогда не называй женщину сумасшедшей. Я чувствую на лице холодное прикосновение Мамочкиных рук и свежий, наполненный жизненными соками, весенний запах леса. Нет, опять не то. Все пытаюсь ухватить нить того дня и чуть не задыхаюсь от ощущения провала. С тем днем связано что-то очень важное. Только я все позабыл.


Во второй раз Мамочка привела меня в лес из-за мышонка Снежка. Я стоял в гостиной над его клеткой и плакал. В углу лежали его останки. Опилки покоричневели и слиплись комками. Как в таком маленьком тельце может быть столько крови? Помню вкус страха и соплей. Я прижал к лицу желтое одеяло, и оно совсем намокло; в темноте печально поблескивали голубые бабочки.

Я поднял глаза и увидел ее – она стояла в дверном проеме и молча смотрела на меня. На ней было то самое развевающееся голубое платье, предназначенное, по ее собственным словам, для чайных церемоний. Я не знал, что делать. Да и как было что-то объяснить?

– Не смотри на меня, – прозвучали мои слова, – я этого не делал.

– Нет делал.

Я заорал, схватил с каминной полки матрешку и швырнул в нее. Во все стороны брызнули крохотные куколки, но ей в голову ни одна не попала, вместо этого угодив в стену за ее спиной и разлетевшись в щепки. Я опять закричал и схватил музыкальную шкатулку, но в этот момент испугался бурливших во мне жутких чувств. И поэтому лишь уронил шкатулку, которая гулко ударилась о пол и разбилась.

– Посмотри, что ты наделал.

Она была само спокойствие.

– Ты забираешь у меня что только можно, Теодор. Все забираешь, забираешь и забираешь. Может, уже хватит?

Я кивнул.

– Возьми из моего одежного шкафа обувную коробку, – сказала она, – сначала вытащи из нее туфли, затем переложи туда все содержимое клетки.

Хорошо, что она давала такие точные указания. Они были мне нужны, сам я думать не мог. Мозг воспалился от стыда, но вместе с тем и от возбуждения. Бедный Снежок. Но я раскрыл тайну, запрятанную во мне глубоко-глубоко.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация