– Лорен? – говорю я. – Где ты? Что, на хрен, происходит? Почему я тебя не вижу? У меня такое ощущение, что ты внутри меня – я знаю, что это невозможно, но все равно не могу от него отделаться.
– Как раз наоборот, Оливия, – произносит она, – это ты внутри меня.
И в этот момент происходит жуткая вещь. Мое тельце будто на что-то натыкается и начинает меняться. Вместо милого хвостика и лапок я на миг чувствую, что все мои конечности превратились в голодных, розовых морских звезд. Шелковистой шерстки больше нет, глазки помельчали, взор застит туман…
– Что… – говорю я. – Что… Отпусти меня. На самом деле ничего этого нет. Отпусти меня обратно в милый моему сердцу ящик…
– А ты взгляни на него, – отвечает она, – ведь истина именно в нем, тебе только надо захотеть ее увидеть.
Я смотрю на морозильник, крышка которого откинута и прислонена к стене, в ней зияют дырочки для воздуха.
– Я оставила тебе записку, – продолжает Лорен, – но разве кошки умеют читать? Разве обладают способностью говорить?
Опять нарастает вой. Ииииииооооииии.
Я пытаюсь размышлять над ее словами и тихонько урчу. Если бы этот чертов вой стих, у меня была бы возможность подумать…
– Одна из нас ненастоящая, – произносит она, – и это не я.
– Уходи! Прекрати! Убери этот вой!
– Оливия, – отвечает она, – ну сама посмотри, что ты делаешь.
Моя лапка вытянута вперед с выпущенными коготками, которые скрежещут по поверхности металлического морозильника, издавая страшный, мучительный визг.
Ииииииииоооиииии… Они снова и снова с воем скользят по металлу. Этим страшным звуком все это время была я сама. Но как такое вообще возможно?
– Я ведь так долго пыталась обратить на это твое внимание, – говорит Лорен.
Скрежет когтей по стальной поверхности нарастает. Мир вокруг как-то странно мерцает. Вместо своей лапки я вдруг вижу руку с длинными, грязными ногтями, которая все бороздит и бороздит металл… Ииооооииииииии. «Когтями по железу», – шепчет чей-то голос, я истошно мяукаю и ору, но все равно не могу перекрыть скрежет, который набирает силу до тех пор, пока не превращается в чисто физическую сущность – в стену внутри моего естества, которая рушится с оглушительным грохотом.
Когда я прихожу в себя, Лорен гладит мою спинку, хотя опять же каким-то непонятным образом не снаружи, а изнутри. Из моих глазок брызжут слезы, с губ срывается жалобное, как у маленького котенка, мяуканье.
– Ну тихо, тихо… – говорит она. – Расслабься, успокойся, если можешь.
– Оставь меня в покое, – говорю я и сворачиваюсь тугим калачиком.
Но у меня все равно такое чувство, будто она обвилась вокруг меня.
– Я не могу, – говорит Лорен, – вижу, ты все равно ничего не понимаешь, так?
Лорен опять принимается меня гладить.
– Когда я впервые попыталась бежать, – продолжает она, – Тед отнял у меня ноги – зажал меж двух досок и раздробил деревянным молотком. А после второй попытки из моей головы появилась ты.
Когда я была на полпути к двери, он схватил меня за волосы. Поскольку мне было лучше умереть, нежели возвращаться обратно в этот морозильник, настрой у меня был самый решительный. Но вместо этого произошло что-то еще. Меня не стало. Уж каким образом, мне неведомо. В мозгу будто образовалась глубокая воронка, в которую меня затянуло. Из пустоты появилась ты и вышла вперед. Я могла тебя видеть и чувствовать, что ты делаешь. И в то же время слышала все, что говорил он. Но это было примерно то же, что смотреть телевизор. Ты существовала наяву. Урчала и садилась к нему на колени, каждый раз принося успокоение. Тебя породила тьма, чтобы меня спасти.
– Нет, – звучит мой ответ, – я помню, как появилась на свет. Все было совсем по-другому.
– Да знаю я эту историю, – возражает Лорен, – твои воспоминания у меня как на ладони. Или по крайней мере то, что ты таковыми считаешь. Кошка-мама родила тебя в канаве…
– Ну да, – отвечаю я, чувствуя облегчение от знакомых слов.
– В действительности этого никогда не было, – говорит Лорен, – разум очень хитер и, когда жизнь становится слишком уж невыносимой, умеет подсовывать версии, которые ты в состоянии принять. И если человек называет тебя котенком, но при этом держит взаперти, почему бы мозгу не подбросить мысль о том, что ты и в самом деле котенок. Он вполне способен придумать историю твоего спасения в грозовую ночь. Только вот на деле ты родилась не в лесу, а во мне.
– Нет-нет, все это было на самом деле, – отвечаю я, – а как же иначе? Мои мертвые кошечки-сестрички, дождь…
– В определенном смысле оно и правда так и было, – печально произносит она, – в лесу действительно похоронены котята. Их закопал там Тед.
Я думаю о земле, которая прилипает к его ботинкам, когда он порой возвращается ночью из леса. Исходящий от него дух костей. Мне словно не хватает воздуха, хотя я как можно шире открываю ротик, дабы сделать вдох. Правда давит всей своей тяжестью, оставляя отпечатки в мозгу. Лорен гладит меня и что-то нашептывает, пока в моих ушах не перестает гулко барабанить кровь.
– А почему ты все время делала вид, что сидишь в морозильнике?
– Знала, что ты все равно мне не поверишь, – отвечает она, – надо было найти способ продемонстрировать тебе, что в действительности мы с тобой единое существо.
– О боже… – беспомощно говорю я. – Ты только что назвала меня своей психологической проблемой.
– Не расстраивайся, – произносит она, – после твоего появления все стало чуточку лучше. Он стал периодически выпускать тебя и кормить. Ты превратилась в его домашнего питомца и научилась его успокаивать. Да и морозильник тебе нравится, потому как в нем ты чувствуешь себя в безопасности. И чем больше даешь ему счастья, тем добрее он к нам с тобой относится. Не использует больше ни уксуса, ни кипятка. Отправляет меня спать и зовет тебя.
– Благодаря моим усилиям нам с тобой здесь хоть как-то можно существовать, – говорю я, – мы позволяем ему себя гладить.
– Ты действительно сделала все, чтобы мы выжили, – говорит Лорен, и по моему мозгу разливается теплота, – я обнимаю тебя, ты чувствуешь?
– Да, – отвечаю я.
У меня действительно такое ощущение, будто кто-то заключил мое тельце в любящие объятия. Мы немного так сидим, прижимаясь друг к дружке.
Тед в гостиной стонет.
– Он скоро явится сюда, – говорит она, – мне пора. Я постараюсь скоро вернуться.
Она слегка касается меня, дабы утешить, и добавляет:
– Ты открыла между нами дверь, Оливия. Теперь все будет по-другому.
А потом уходит.
Раньше я все время проводила в ожидании, желая, чтобы как можно быстрее пришел Тед. Но теперь хочу только одного – чтобы его вообще больше не стало.
