«Теперь пора», – едва слышно произношу я.
Затем поднимаю глаза на лестничную площадку и стараюсь думать о чем-нибудь, что люблю. Вспоминаю о Боге и размышляю о сливках, густой, белой пленкой обволакивавших во сне мой язык. Бью хвостиком и шевелю усами. Мои мысли буквально повсюду.
«Давай», – шепчу я, закрывая глаза.
Не могу думать ни о чем, кроме Лорен. Не о ее внешности, потому как мне ни разу не привелось ее видеть. Размышляю о том, какой она показала себя умной, продумав план нашего спасения, и как она меня порой раздражает, в особенности когда называет глупой кошкой.
Но все остается без изменений. Ничего хорошего в этом нет. Я же старалась, как могла! Нет, мне и в самом деле лучше опять вздремнуть. Вокруг происходит много всяких мерзостей, поэтому лучше всего лечь и спать до тех пор, пока они не прекратятся.
Но каждый раз, когда закрываются мои глаза и мне хочется провалиться обратно в уютную дрему, в тельце повсюду вонзаются иголки сомнений и опять будят.
– Все, что можно, мной уже перепробовано, – вслух говорю я, – и ничего больше сделать уже нельзя.
Но при этом чувствую, что Мрак придерживается другого мнения, и горестно урчу, зная, что Господь порицает нечестность.
Я налегаю головкой на дверцу морозильника, и она на дюйм приподнимается. Меня приветствует полоска ослепительного света.
Выбравшись наружу, я тотчас слышу крики Лорен. Ее голос заполняет собой стены и бежит под моими лапками по ковру. Ее страх просачивается через дырочки в фанере и льется из водопроводного крана на кухне. Ей надо помочь.
Мысль о том, чтобы забраться в этот мешок, который называется Лорен, повергает меня в ужас. Мой хвостик напрягается от отвращения. Какой позор! Гладкая, розовая, свинячья кожа вместо моей прелестной шубки. А вместо лапок эти гадкие штуковины! Я шиплю, напуганная столь жестокой сокровенностью. Но Лорен на меня рассчитывает. Думай, кошка.
Я подхожу к Библии и сталкиваю ее со стола. Когда она с грохотом падает на пол, содрогается весь дом. Как эхо, только громче.
«Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят»
[5].
Будь оно все проклято. Как же иногда раздражает собственная правота. С некоторых пор в моей голове зреет идея. Я, может, и правда только домашняя кошка, но повидала множество ликов Господа и ведаю, что в мире существуют самые странные вещи. Лорен думает, что знает все на свете, но это не так. Ведь мы – это вам не лестница. Мы больше похожи на ту жуткую матрешку с каминной полки. Потому что я помещаюсь в Лорен, а она во мне. И стоит ударить по одной, как отголоски отражаются на всех остальных.
Думай, да думай же ты!
Открыв дверцу холодильника, я была в ярости. Наверное, даже больше, чем когда-либо. И не чувствовала соединявшей нас с Тедом веревочки. Я стала собой и осталась одна.
Поэтому довожу себя до белого каления. Это совсем нетрудно. Я думаю о Теде и о том, что он сотворил с Лорен. Размышлять об этом ой как непросто. Какая же я все-таки глупая кошка – в чем в чем, а в этом она точно была права. Я верила в его ложь и не желала знать правду. Хотела только спать, а еще чтобы меня гладили. Вела себя как последняя трусиха. Но больше так не хочу. И обязательно ее спасу.
Мой хвостик становится дыбом, превращаясь в яростный гвоздь, и стегает хлыстом. На его кончике зажигается огонь, бежит по всей длине и забирается в меня. Когда Лорен причиняет мне боль, я тоже ощущаю жар, но совсем другой. Это же чувство я сотворила сама. И этот огонь мой.
Стены ходят ходуном. Где-то вдали слышится жуткий звук, но через мгновение уже окружает меня со всех сторон. Холл идет рябью, как изображение скверного качества на телевизоре. Морем колышется пол.
Я мяукаю и мягко скольжу к входной двери. Да, мне хватило решимости проявить храбрость, но из этого еще не следует, что в моей душе нет страха. Есть, да еще какой. То, что мне обычно видно через дырочку в фанере, еще не улица. Теперь я это понимаю. И с содроганием вижу, что ни один из трех замков не заперт. Дверь, соответственно, тоже. Мне не нужно никуда подниматься, надо лишь выйти наружу. А как войти в дом или выйти из него, знает любой дурак. Я недовольно, тихонько урчу. Потом встаю на задние лапки и налегаю лапками на дверную ручку. Створка распахивается, и меня встречает белое пламя. Оно слепит глаза – это примерно то же, что оказаться внутри звезды. Веревочка превращается в огненную линию, обжигающую мне шею. Что же теперь будет? Может, мне суждено сгореть? Где-то я на это даже надеюсь. И понятия не имею, что ждет меня снаружи.
Выхожу из дома. Веревочка полыхает раскаленной печью, окружая меня горнилом белого жара. Мир дыбится и взметается в воздух. Слепящие звезды усасывают меня в пустоту. К горлу подкатывает тошнота, я задыхаюсь и давлюсь. Вселенная выдавливает из легких весь воздух.
Но вот ослепительная белизна отступает; звезды скукоживаются до размера небольших дыр в раскаленной темноте, через которые мне видны проблески движения, красок и бледного света. Похоже, это луна. Так вот как она выглядит.
Мир раскачивается из стороны в сторону, будто челн на штормовом море. В ноздри набивается знакомый запах Теда. Он несет нас на спине, то ли в мешке, то ли в сумке. Там тоже проделаны дырочки, надо думать, для доступа воздуха. Я слишком большая. Кожа у меня голая и безволосая, как у червяка. Вместо лапок – длинные, мясистые пауки. Нос из восхитительного, бархатистого бугорка превратился в жуткий остроконечный нарост. Но хуже всего хвост, от которого не осталось ровным счетом ничего.
О господи. Я извиваюсь, но не могу даже пошевелиться. Думаю, нас каким-то образом обездвижили, скорее всего связали. Отовсюду доносятся звуки. Листья, совы, лягушки. И что-то еще, чему у меня даже нет названия. Причем с ясностью, которой я в жизни не слышала. Воздух тоже другой. Это чувствуется даже в мешке. Он холоднее, как-то острее, и не стоит на месте, а движется.
Лорен плачет, и я чувствую, как через полую грудную клетку, совсем мне чужую, наружу рвутся ее рыдания. Чувствую, как из моих крохотных, полуслепых глаз брызжут слезы. Все это просто ужасно – как я и предполагала.
– У меня все получилось, я в твоем теле, – безмолвно звучат мои слова.
– Спасибо, Оливия.
Она крепко меня обнимает, я тоже прижимаю ее к себе.
– Лорен, а почему воздух здесь движется, будто живой?
– Это ветер… – шепчет в ответ она. – Ветер, Оливия. Мы под открытым небом.
Господи. Боже праведный. На миг меня настолько переполняют чувства, что я не могу думать. Потом спрашиваю:
– А где именно?
– В лесу, – отвечает она, – чувствуешь его запах?
Когда Лорен произносит эти слова, мне в нос тоже бьет аромат. Невероятно. В нем все – минералы, жуки, холодная вода, нагревшаяся от зноя земля и деревья. Боже, это действительно запах деревьев. Вблизи он воспринимается симфонией. Мне такое даже во сне присниться не могло.
