Надо откровенно признаться, что командование обоих фронтов без особого оптимизма занималось подготовкой этой операции. Особенно это касалось нашего фронта – сказывалось то, что на идрицком направлении нам долго не удавалось достичь необходимого успеха.
– Во время только что проведенной операции мы израсходовали большую часть боеприпасов и горючего, численность личного состава в дивизиях уменьшилась до трех с половиной и даже до трех тысяч человек, – говорил М. М. Попов. – Исправных танков и грузовых автомобилей осталось мало. К тому же начинается весенняя распутица. А нам снова предстоит наступать на Идрицу… (…)
В конечном счете значительное продвижение соединений Ленинградского фронта в направлении на Псков и Остров и настойчивость в наступлении нашего фронта на Идрицу вынудили немецкое командование отвести свои войска. Решающую роль в этом сыграла угроза окружения, нависавшая над 16-й немецкой армией.
Должен сказать, что разведка нашего фронта вскрыла отход вражеских войск с запозданием. Это явилось одной из причин, помешавших нашему фронту воспрепятствовать организованному отходу противника на заранее созданные оборонительные рубежи. Анализируя допущенный просчет, я пришел к выводу, что разведуправление фронта и штаб в целом за массой мероприятий по организации в войсках тактической разведки ослабили внимание к вопросам разведки в оперативном масштабе, что не позволило точно и своевременно раскрыть замысел вражеского командования о таком маневре, как отход крупной группировки. Это было тяжелым уроком, который все мы, генералы и офицеры штаба фронта, глубоко прочувствовали. Особенно сильно переживал неудачу начальник разведуправления полковник Маслов. К чести Михаила Степановича следует подчеркнуть, что позже в его служебной деятельности подобных ошибок не было.
Преследующие противника соединения нашего фронта были остановлены восточнее городов Остров, Пустошка. Для объективной оценки событий тех дней следует отметить, что сил, необходимых для успешных действий по прорыву обороны противника и преодолению его сопротивления, у нас тогда не было.
Однако частные неудачи, о которых сказано выше, не должны заслонять главного: упорное продвижение войск наших трех фронтов не только освободило Ленинград от блокады, но и основательно подорвало силы стратегической группировки вражеских войск на северо-западе».
В середине февраля 1944-го Ставка ВГК расформировала Волховский фронт и 2-му Прибалтийскому была передана его 1-я ударная армия. А 29 февраля 26-я стрелковая дивизия этой армии освободила от немцев родной город Маркиана Михайловича Попова – Новоржев. Только двадцать лет спустя он расскажет об этом так: «Мне довелось побывать в Новоржеве вскоре после его освобождения, куда я проехал через Воронкову Ниву, к этому времени занятую нашими войсками и далее через Оршу.
Оставив машину за искалеченным собором, я пешком прошел по главной улице города абсолютно разрушенной и неузнаваемой. С трудом в нагромождении битого кирпича и камня угадывались знакомые с детства здания.
Вот лежит в руинах наше бывшее Высшее начальное училище, а после Октябрьской революции, школа 2-й ступени, а вот развалины большого и красивого особняка, называвшимся в прошлом всеми новоржевцами "Львовским" домом, так как он принадлежал Львову, крупнейшему помещику и предводителю дворянства Новоржевского уезда. После революции в нем размещались сперва уездные, а затем районные партийные и советские руководящие органы.
Совсем нетрудно было убедиться, что эти руины и развалины отнюдь не результат бомбежки и артиллерийского обстрела. Нет, это, конечно, дело рук опытного варвара-подрывника.
Добрались до площади, где когда-то было пожарное депо с высокой каланчой, на котором побывало много мальчишек, сверстников тех далеких дней, пользуясь знакомством с дежурными пожарниками. И здесь только груды камня, и остовы сгоревших домов, и одинокие трубы на пепелищах.
Далее идти становилось опасным, потому что немцы держали центр города под непрерывным огнем со стороны Бородино и Рубачево. Мы свернули направо и по таким же разбитым и сожженным улицам, вернее по оставшимся от них следам, добрались до больницы, по какому-то случаю разрушенной меньше, чем другие здания города.
Лежавший в руинах Новоржев как будто вымер. Только изредка встречались люди с изможденными и измученными лицами. Изредка попадались и знакомые, фамилии которых память, к сожалению, не сохранила. Они подробно рассказывали о всех пережитых ими ужасах за все эти черные годы немецко-фашистской оккупации.
Я, воевавший с первых дней войны, повидал уже много разрушенных городов и ко многому успел привыкнуть. И тем не менее развалины и руины родного города производили тяжелое и потрясающее впечатление».
В конце февраля на КП 2-го Прибалтийского фронта Спичино прибыл для координации действий фронтов (1-го и 2-го Прибалтийских) представитель Ставки ВГК Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. В качестве начальника штаба его сопровождал генерал СМ. Штеменю. Генерал армии М. М. Попов создал для них максимально возможные в тех условиях удобства. Им была отведена хата с вырытыми возле нее щелями. А 1 марта после артиллерийской подготовки войска генералов И. Х. Баграмяна и М. М. Попова перешли в наступление.
Называя результаты первого дня боев неудовлетворительными, СМ. Штеменко поясняет: «Весь этот день мы находились на фронтовом НП и своими глазами видели, как яростно оборонялись немцы, насколько плотным оказался их артиллерийский и пулеметный огонь. Он буквально не давал ходу нашей пехоте.
На 1 – м Прибалтийском вначале было наметился некоторый успех, но дальнейшего развития он тоже не получил. Допросом захваченных пленных удалось установить, что противник знал о нашем наступлении и готовился к нему. Систему огня он организовал с учетом наших ударов и многое сумел скрыть от глаз советской разведки. В ходе артподготовки нам не удалось надежно подавить неприятельскую оборону. Не выручила пехоту и авиация, действия которой ограничивала плохая погода. На следующий день повторные наши удары тоже оказались малоэффективными.
Продолжать наступление не было смысла, и его временно прекратили. Нужно было до конца выявить причины неудач и подумать, как лучше организовать дело в будущем. С этой целью утром 3 марта опять все собрались на КП 2-го Прибалтийского фронта.
Работали долго и пришли к общему выводу: прорыв очень сильной обороны противника на идрицком направлении не может дать желаемого и скорого результата без большого перевеса над противником в силах и средствах. Здесь были неизбежны значительные потери и огромный расход боеприпасов. Разведка доложила о переброске неприятелем в район Идрицы еще трех пехотных и одной танковой дивизий.
Решено было отсрочить операцию на 8—10 дней. За это время предполагалось пополнить войска, поднакопить боеприпасов и дождаться подхода 3-го кавалерийского корпуса, выделенного по нашей просьбе для 2-го Прибалтийского фронта.
Все сошлись также на том, что следует отказаться от прорыва на узком участке фронта в лоб идрицкой группировке. Целесообразнее, казалось, расширить фронт наступления, с тем чтобы выбрать более выгодное обходное направление севернее Идрицы. Свои соображения мы оформили в виде предложений, сопроводили конкретным планом действий и в тот же день направили в Ставку. Главный удар 2-го Прибалтийского фронта силами двух армий намечался севернее железной дороги Пустошка – Идрица прямо на запад. Сюда стягивались почти все силы и средства с второстепенных направлений. В частности, на стыке с Ленинградским фронтом оставлялись всего одна дивизия и одна бригада. Удар 1-го Прибалтийского фронта планировался вдоль той же железной дороги из района западнее Невеля и тоже силами двух армий.
