Только в 4 часа Маркиан Михайлович отпустил своего помощника, чтобы поспать до 8-ми, а уже в 9 часов к нему в кабинет входили начальники разведывательного и оперативного управлений.
Первым докладывал разведчик генерал-майор П. П. Евстигнеев: «К концу апреля 1944 г. на Карельском перешейке финны создали четыре оборонительные полосы с промежуточными и отсечными позициями, которые наряду с полевыми сооружениями были достаточно насыщены железобетонными, броневыми и дерево-земляными сооружениями и всевозможными препятствиями (противотанковые рвы, гранитные надолбы, завалы, минные поля, проволочные заграждения и др.). Здесь противник сосредоточил 5 пехотных дивизий, одну танковую и 4 бригады (в том числе одну кавалерийскую, одну пехотную и две береговой обороны)». Следующим докладывал начопер генерал-майор А. В. Гвоздков: «На р. Нарве держали оборону 8-я, 2-я ударная и 59-я армии с далеко не полными дивизиями. За ними – 8-й эстонский корпус с полнокровными дивизиями. В резерве комфронта юго-западнее Ленинграда были 30-й гвардейский и 109-й стрелковые корпуса.
На Карельском перешейке оборонялась 23-я армия.
Решение командующего на прорыв обороны финнов на Карельском перешейке сводилось к следующему: привлечь к прорыву 21-ю, 23-ю общевойсковые и 13-ю воздушную армии, а также Краснознаменный Балтийский флот и Ладожскую военную флотилию. Кроме того, на этом же направлении сосредоточить сильные резервы фронта – 2 стрелковых корпуса и 4 отдельные стрелковые дивизии. Главный удар нанести из района северо-восточнее Сестрорецка в общем направлении на Выборг частями 21-й армии (3 стрелковых корпуса) с задачей прорвать оборону финнов в полосе примерно 20 км (левым флангом вдоль Финского залива), уничтожить противостоящие силы противника и, развивая наступление, к исходу 9—11-го дня операции овладеть Выборгом».
Следующими посетителями стали начальники родов войск. Когда они собрались, Маркиан Михайлович оглядел всех и с присущим только ему юмором сказал:
– Что ж, товарищи, знакомые все вижу лица!
Генералы заулыбались…
«Заслушав доклады… я убедился, что многие из них ничего не знают о предстоящей операции, – зафиксировал в своей рабочей тетради М. М. Попов. – Тем лучше. Однако некоторые из начальников по существу уже приступили к непосредственной работе по ее подготовке, отнюдь о ней не догадываясь. Так, например, отдел укомплектования подсчитывал распределение пополнения, прибывшего на фронт, а начальник топографического отдела готовил справку начальнику штаба фронта об обеспечении картами по перешейку, по Финляндии в целом, а также и по всей Эстонии. Б. В. Бычевский, начальник инженерных войск, ознакомил меня с предварительными наметками плана инженерного обеспечения операции.
Очень большая работа предстояла еще до начала операции. Между передовыми траншеями противника и нашими расстояние достигло местами 500–600 м и более. Это ставило в очень невыгодное положение наш исходный для наступления плацдарм. Необходимо было вырыть новые траншеи на удалении 150–200 м от переднего края противника, ходы сообщения, оборудовать огневые площадки, наблюдательные пункты и хотя бы подбрустверные блиндажи. Все эти работы следовало выполнять силами 23-й армии при максимальной маскировке, на которую трудно было рассчитывать в условиях белых ночей. Надлежало разработать и провести ряд больших мероприятий, чтобы убедить финнов, что мы здесь просто усиливаем свою оборону.
Я согласился с этим предложением Бычевского, после чего у нас завязалась длительная, но очень интересная и содержательная беседа по поводу предстоящей операции. Подготовка ее только в самом зародыше, а у Бычевского уже возникало много вопросов и предложений. Я давно знал его пытливый и очень изобретательный ум, поэтому многое взял на заметку и внес в свою рабочую тетрадь. Расстались мы поздно, довольные этой встречей.
Вскоре позвонил В. Ф. Трибуц. Договорились встретиться завтра, и 1 мая я провел с Владимиром Филипповичем. Встреча была очень приятной и полезной, так как мы обстоятельно поговорили об участии флота в предстоящей операции.
На другой день, 2 мая, мы с Гвоздковым составили проект директивы фронта.
Мы "считывали" каждый ее параграф, делая заметки на полях, а затем обсуждали их, еще и еще раз возвращаясь к картам, чтобы предусмотреть все могущие возникнуть у исполнителей неясности и вопросы.
Затем мы разошлись по своим кабинетам, чтобы еще раз уже совершенно самостоятельно и без всяких помех вчитаться в подготовленный проект директивы. Поздно вечером ко мне собрались все операторы и начальники родов войск и служб, которым был роздан окончательный проект директивы с предложением изучить его и подготовить свои замечания. К счастью, замечаний было немного, и часть из них была принята.
3 мая около 11 часов утра мы были у А. А. Говорова с картами и проектом директивы. Мне уже было известно, что командующий исключительно придирчив ко всем оперативным документам, ко всем формулировкам и не терпит неясностей, недомолвок. Л. А. Говоров очень внимательно читал директиву, возвращаясь к некоторым параграфам по нескольку раз и делая какие-то пометки. После внесения некоторых поправок директива была подписана. Теперь предстояло в самые кратчайшие сроки направить ее в войска.
Под вечер я был приглашен к командующему, у которого находились уже А. А. Жданов и А. А. Кузнецов. Без всяких предисловий Л. А. Говоров изложил основные пункты подготовленной директивы.
Далее Леонид Александрович указал на необходимость проведения оперативно-тактических игр с руководством 21-й и 23-й армий на крупномасштабных макетах местности и боевой тренировки войск. Особое внимание было обращено на последнее».
И вот командующий и начальник штаба остаются наедине. Первым заговорил Говоров:
– Скажите как участник операций под Москвой, под Сталинградом, на орловско-брянском направлении и в Прибалтике. Только со всей искренностью скажите. Верите ли вы в успех предстоящей операции?
– Да, Леонид Александрович, лично я в это верю, – немного подумав, ответил Попов.
Всю серьезность слов начальника штаба фронта подтверждает и Б. В. Бычевский: «За разработку плана операции на Карельском перешейке М. М. Попов взялся с увлечением.
– Красивая будет операция, – заметил он как-то при обсуждении общего замысла».
К ней и готовились по всем правилам, как никогда красиво! И если план фронтовой операции был отработан в установленные сроки, то с планом оперативной маскировки пришлось повозиться. В особенности с конкретными мероприятиями для войск нарвского направления. Начальник штаба фронта, как свидетельствует генерал Б. В. Бычевский, «решил использовать нарвский участок одновременно и для оперативной маскировки наступления на Карельском перешейке.
– Не сокращать перевозок туда переправочных средств, – приказал Попов. – Все равно и лодки, и понтоны там скоро понадобятся. Надо думать, Маннергейм пристально следит за тем, что у нас делается. Пусть думает, что мы и сейчас поглощены Нарвой и Эстонией.
Начальник штаба много внимания уделял и плану скрытой переброски армии Гусева на Карельский перешеек. Шутка ли, перевезти "втихую" десять дивизий, около трех тысяч орудий, танковые части, тылы! Задача тем более хитроумная, что почти все переброски надо делать именно с нарвского направления, в том числе и через Финский залив от Ораниенбаума на Лисий Нос. Как раз обратно тому, что делалось полгода назад. А теперь – белые ночи.
