Если Вы читаете Военно-исторический журнал, то Вам должно быть известно, что периодически я печатаю там свои статьи по отдельным операциям, причем эти статьи не могли вызвать и не вызывают ни малейшей придирки со стороны даже самых требовательных читателей. Я и до сих пор продолжаю получать заказы от редакции журнала и, признаюсь, в большом долгу перед ней.
Вот почему мне так трудно сесть и написать вам некоторые свои воспоминания. Я просто не готов к этому, не располагаю архивными материалами. Тем не менее, обещаю Вам кое-что написать с условием, что Вы в своей работе не будете ссылаться на меня или же ссылаться в очень осторожной форме.
Это будут действительно личные воспоминания. С опусканием точных дат и часов. Поймите, что нашему брату не так просто выступать со своими воспоминаниями, потому что вы отвечаете за каждое сказанное вами слово. А раз так – каждое слово должно быть взвешено. Причем не один раз и подкреплено, в нужных случаях ссылками на № архивного документа.
Вот и все, что я могу ответить вам на ваше письмо…»
А статью о Маршале Советского Союза Л. А. Говорове Маркиан Михайлович все же написал…
Последняя должность Леонида Александровича (главнокомандующий войсками ПВО СССР) стала для него роковой. Как рассказывал его сын Сергей Леонидович, «в один из теплых дней весны 1954 г. отец вернулся раньше обычного. Выйдя из служебного ЗИСа, он, немного помолчав, сказал маме: "Назначение состоялось. Отказаться не имел права. Но это конец…"
Дело в том, что к этому времени отец был серьезно болен тяжелой формой гипертонии – сказалась и блокада Ленинграда, и так называемое «ленинградское дело», по которому в 1948–1950 гг. из-за ложных обвинений были расстреляны люди, работающие вместе с ним и руководившие обороной…»
Первый удар случился этим же летом, а в ночь на 19 марта 1955 года полководца не стало.
Судя по всему, свои «Некоторые воспоминания о Маршале Советского Союза Л. А. Говорове» генерал армии Попов написал в 1966 г. Ознакомимся лишь с несколькими отрывками из них:
«Первое, что бросалось в глаза человеку, впервые сталкивающемуся с Говоровым, это исключительно скрупулезная, буквально филигранная работа при подготовке операции. Она, как правило, начиналась с самого детального изучения противника, начиная с его переднего края и кончая оперативными резервами. От разведки требовалось до малейших деталей установить систему обороны, начертание всех его оборонительных сооружений и расположение огневых точек. Здесь не жалелось ни сил, ни средств для непрерывных разведывательных поисков войсками, систематическими аэрофотосъемками, радиоперехватов и своевременной засылки агентуры. Это добавлялось систематическими выездами в войска самого Л. А. Говорова, для личного изучения обороны противника и для встреч и бесед непосредственно с командирами, и особенно разведчиками соединений и частей переднего края. Он терпеть не мог "белых пятен" в расположении врага и жестко, в точно установленные сроки требовал освещения и уточнения всего неизвестного или не совсем ясного».
«Подготовленную штабом оперативную директиву войскам фронта Л. А. Говоров очень тщательно правил, добиваясь полной ясности и конкретности, особенно в части постановки задач армиям. К директиве в виде отдельных документов прилагались указания по маскировке и по боевой подготовке войск к предстоящей операции. Этим вопросам Говоров всегда уделял особое внимание.
Еще хочется упомянуть одну из характерных черт в стиле работы Говорова. Перед тем, как заслушивать решения командармов, он брал на себя одну из армий, а начальнику штаба и оперативного управления поручал принять решение за остальных командармов. После этого мы собирались у комфронта и докладывали свои решения. Они тщательно и всесторонне обсуждались, так же как и изучались возможные другие варианты в решениях командармов. Естественно, что после такой подготовки Говоров заслушивал решения командармов, имея свои точки зрения, почему его замечания или несогласия носили совершенно обоснованный характер».
«Вспоминается такой случай. В июльской наступательной операции 1944 года на Карельском перешейке, войскам фронта предстояло после прорыва первой полосы обороны финнов, добротно оборудованной дерево-земляными и каменно-деревянными сооружениями, прорвать новую линию Маннергейма, оборудованную железобетонными и броневыми сооружениями и удаленную от первой полосы на 25–40 км. Ставкой указывалось эту полосу обороны прорвать с ходу, но одновременно готовить и силовой прорыв. Это на тот случай, если прорыв с ходу не удастся. Силовой же прорыв требует время для его подготовки, связанный с неизбежными перегруппировками, а главное подвозом большого количества боеприпасов.
Первый штурм этой полосы, начавшийся утром 14 июня, был неудачен. Поднявшиеся дружно в атаку войска вскоре залегли перед проволочными заграждениями противника, под его пулеметным и минометным огнем. У Л. А. Говорова, как мы тогда шутили, в кармане лежал "вексель" Ставки. Он имел все основания отказаться от повторных атак и приступить к подготовке силового прорыва. Но Говоров, внимательно следивший за ходом боя, почувствовал, что огонь у противника не организован и просто слаб, а наши войска, вернее всего, остановила некоторая "бетонобоязнь".
Комфронта знал также, что специальных войск для обороны 2-й полосы финны не имели и намеревались оборонять ее войсками, отходящими с первой полосы. Оттуда могли отойти только неорганизованные и очень потрепанные части. Следовательно, делая хотя бы несколько дней перерыв, мы позволим противнику значительно усилить свою оборону, чем в большой степени затрудним наш прорыв и прольем много крови.
И Л. А. Говоров решил после нескольких часов перерыва повторить атаку с привлечением всей артиллерии, бомбардировочной и штурмовой авиации. Соответствующие распоряжения и разъяснения были даны командарму и непосредственно командирам корпусов.
Верховного Главнокомандующего еще в Ставке не было, и Говорову пришлось это решение взять на свою личную ответственность. Позже это решение было утверждено.
Повторная атака увенчалась полным успехом, и вторая полоса обороны, на которую Маннергеймом возлагались такие большие надежды, была прорвана сначала на узком участке и вскоре закончилась полным взломом всей полосы.
Я не случайно привел этот маленький штрих и деталь, характеризующую характер, волю и предвидение Л. А. Говорова. Кстати, об этой детали умалчивают все историки, пишущие историю по архивным документам, в то время, как все события 14 июня 1944 года развертывались по распоряжениям, отдававшимся по телефонам или при личных общениях с подчиненными».
В 1964 г., в связи с 20-летием освобождения Новоржева от немецких оккупантов, районный военный комиссар Румянцев обратился к генералу армии М. М. Попову с просьбой поделиться своими воспоминаниями о боях за его родной город Новоржев.
Любопытно, как откликнулся на это полководец. В своем письме от 19 апреля 1964 г., подлинник которого хранится в Музее истории Новоржевского края, Маркиан Михайлович написал следующее:
«… Только сейчас я могу откликнуться на Вашу просьбу о присылке материалов, связанных с освобождением Новоржева от немецко-фашистских захватчиков 29 февраля 1944 года. Ваше письмо было получено в тот момент, когда я был в длительной командировке, почему и не мог реагировать на него немедленно. Ваша же просьба о присылке материалов, связанных с освобождением Новоржева, для меня оказалась не такой простой. Дело в том, что в дни освобождения нашего города я командовал не армией, как Вы об этом пишете, а был командующим 2-м Прибалтийским фронтом, в состав которого входила 22-я Армия, части которой и брали Новоржев. Вот почему я никакого непосредственного участия в боях за этот город, естественно, принимать не мог, и никакие детали боев за него мне были неизвестны. Чтобы восстановить в какой-то степени интересующие Вас вопросы, мне пришлось выбрать время и съездить в Архив Министерства Обороны, перерыть там уйму дел, с тем чтобы найти документы по которым можно было бы разобраться в событиях тех дней.
