И все же он допустил ошибку, анализируя следствие, а не причину. А первооснова лежала гораздо глубже и была сложнее, сочетая в себе целый комплекс фактов. Василевский не знал побудительных мотивов, того, что знал Жуков или догадывался: об "особом отношении Сталина", о грозившей Попову долгие годы расправе. Даже после войны арестована была целая группа генералов, адмиралов и офицеров.
А как отозвалось на его душевном состоянии разжалование и понижение в должности? Какие переживания испытал он, узнав об исключении отца из партии за сокрытие дворянского происхождения, когда тот вынужден был признать правдивость доноса о 300 десятинах земли в имении, которое он самолично еще в 1900 году продал за 8000 рублей золотом. И как усложнились эти переживания, когда и брат Петр – генерал-майор – понес наказание за "неискренность перед партией", указав в анкете: "сын мещанина". Ведь также заполнена эта злополучная графа и в его давнейшей анкете. Очередь была за ним. Но почему-то обошлось, не тронули, может быть, за заслуги, что ли, перед родиной? Или уже это стало не столь важно… Шапошников – маршал-дворянин, маршал Василевский – сын священника… А сколько седин прибавила ни с чем несравнимая ответственность за десятки тысяч жизней, доверенных ему, его уму, воле, за право решать их судьбу, бросать их в бой, обрекать на смерть, на увечье… Все эти зарубки на сердце такого доброго, мягкого по натуре человека. А ошибки, просчеты оплачивались уже немалой кровью, которые, в свою очередь, не всегда зависели от его воли. Все это тоже лежит на совести, пойдя на сделку с нею, как это было под Идрицей, выполняя приказ Ставки. Их не оправдать известными еще со школьной скамьи рассуждениями Толстого о роли полководца в наши дни. Они наивны в аспекте оснащения армий современными техническими средствами ведения войны. Когда неизмеримо возросла роль и ответственность общевойскового начальства, обеспечивающего взаимодействие частей и соединений, родов войск. (…)
Кстати, любопытное наблюдение: наличие некоей двойственности отношения М. М. Попова к своим обязанностям. Однако одно дело фронт, другое семья. В первом случае – высокая ответственность, во втором – некоторая инертность. Так, в подготавливаемой боевой операции учитываются все составляющие элементы, ее обстановка. Особое значение приобретает разгадка замыслов противника, вероятности его ответного удара. Предусматривается парирование действий врага, их вариантность во времени и пространстве. Как в шахматах, где загодя, наперед продумывается ход с одной и с другой стороны.
Для достижения поставленной задачи с минимальными потерями в личном составе и технике решение принимает только он. Именно он ответственен за ее исход, в том числе и за множество человеческих судеб. Что же касается его семейной жизни, то здесь много было передоверено жене. В сложившихся обстоятельствах он, как муж, ответственный за сохранение семьи, не проявил такой необходимой инициативы в поисках согласия. Как волевой командир, не настоял на примирении. События стали развиваться спонтанно, в зависимости от сиюминутных побуждений, не всегда взвешенных причин и в итоге привели к разводу. Много лет спустя Клавдия Ильинична поведала мне, что Марк, находясь на фронте, когда хотел поговорить с ней по телефону, то ее к аппарату в Генштабе на машине привозил и отвозил этот несчастный полковник, "роман" с которым придумал Михаил Петрович: отсюда и "катание на машине".
Конечно, в этой драматической истории немаловажную роль сыграла и разность в культурах. В довершение всего – у него и сложные отношения с людьми, засевшими в высоких властных креслах.
Из всего сказанного, пожалуй, и складывается та первооснова, которая не была известна A. M. Василевскому, и которая являлась питательной средой для проявления упоминаемого им недостатка. Специфику этого недостатка своеобразно объясняет Валентина Михайловна, сестра его. "В роду Поповых все пили, но не упивались… И Марк прибегал к этому, чтобы снять напряжение нервов, когда они на пределе, чтобы отвлечься от засевшей в душе муки – обиды, несправедливости. К тому же это увеличение стало заметно проявляться вслед за разводом и разлукой с сыном".
Если же взыскательно проанализировать все сказанное о М. М. Попове людьми, соприкасавшимися с ним, то окажется, что на фронте, в боевых условиях об этой склонности генерала не может быть и речи. Об этом ни звука не упоминает маршал Жуков, у которого Попов был командармом и в жизни, и к работе которого он присматривался (по заданию сверху!) на Сталинградском и Брянском фронтах. Не говорят об этом и начальник его штаба на двух фронтах генерал Сандалов, "почти год живший с ним бок о бок", а также этот факт не находит места и в воспоминаниях генерала Штеменко, знавшего его с 1942 года и более месяца пробывшего в штабе 2-го Прибалтийского фронта весной 1944 года; не говорят об этом ближайшие помощники М. М. Попова по Ленинградскому фронту в 1941, 1944—45 годах. Очень веским, мне кажется, является свидетельство его первой жены.
"За 18 лет совместной жизни, – призналась Клавдия Ильинична, – я ни разу не видела Марка пьяным. Выпивать – выпивал, как и все русские люди, и предосудительного в этом нет ничего. Но чтобы его тянуло к выпивке – такого не было ни в мирное время, ни в военное. На фронте-то я живала у него. А вот после войны – другое дело. Шурик еще не был женат, как позвонил он и сказал, что на несколько часов прилетает в Ленинград и хочет встретиться. Тот пригласил его к нам, но Маркиан Михайлович, избегая встречи со мною, предложил другое место. И там он нагрузился изрядно. Тоже и в Москве на похоронах свекра – Михаила Петровича. Я была там, – залил основательно!" Но тут, может быть, и извинительно… отец все-таки.
Таким образом, не эта "склонность" помешала продвижению Маркиана Михайловича на высшую ступень служебной лестницы, а нечто другое, о чем упоминалось выше, и отнюдь не из области догадок».
И еще некоторые факты, собранные по крупицам А. А. Поповым. На следующий день после Указа о присвоении звания Героя Советского Союза, «на торжественном заседании в Кремлевском Дворце съездов, посвященном этой знаменательной дате, среди названных выдающихся военачальников страны еще раз прозвучало имя Маркиана Михайловича Попова. Его честолюбие было удовлетворено.
– А на большее он уже не рассчитывал, – отметила его сестра Валентина Михайловна и рассказала об одном эпизоде, который не дает основания обвинить автора в стремлении "улучшить" действительный образ генерала Попова.
– Собрались все мы, чтобы семейно отпраздновать это событие. Брат Петр, шутя, предложил выпить за маршальские звезды, на что помрачневший Маркиан ответил: "Не бывать этому, Булганин перебежал дорогу… Да и мои личные возможности уже не те". Он стал все чаще прикладываться к рюмочке, и особенно после смерти матери, любимцем которой он всегда был, – не умолчала она и о другом. – Тут повинна и Серафима Алексеевна, вместо того, чтобы повлиять на него, как-то ослабить эту тягу, – сама составляла ему компанию, вошла во вкус. Правда, из этого он тайны не делал и позволял себе только в нерабочее время, никогда не теряя контроля над своими поступками. Именно в эти годы дал о себе знать недостаток, о котором говорил A. M. Василевский.
Буквально днями после указа состоялся мой разговор с Маркианом Михайловичем по телефону. Будучи в кабинете дочери, я по вертушке набрал его служебный номер (данный мне Валей). Он оказался на месте. Поздравил его с получением высокого звания, с пожеланием всех благ, передав поздравления и от брата, который уже тяжело болел. Это был мой последний разговор с ним.
