A. M. Городнянский с каждым днем все больше и больше осваивал свой новый участок работы и своими предложениями и советами оказывал нам существенную помощь.
В основном были оформлены полки и отдельные части, штаб дивизии, были рассмотрены и решены вопросы дислокации. Командировка наша подходила к концу. Это позволило мне обратиться к командующему с просьбой разрешить вернуться в Хабаровск. Кроме того, я чувствовал, что и Городнянский начинает немного тяготиться моим опекунством.
Мы на Камчатке тогда еще не знали, что развернулись известные теперь события у озера Хасан, и поэтому я был несколько удивлен телеграммой В. К. Блюхера. Командующий требовал оставаться пока на Камчатке, серьезно заняться ее обороной от возможных провокаций японского военно-морского флота.
Для усиления к нам направили дивизион тогда еще новых и по тому времени мощных подводных лодок "Ленинец".
Вот так обернулось дело. Я старался не мешать Городнянскому в его работе, но тем не менее новые указания командующего вынуждали привлечь вновь назначенного комдива для рассмотрения планов усиления обороны наших берегов с выделением для этой цели подразделений его полка, расформирование которого так же, как и пограничных отрядов, решено было на время отложить.
Вместе с моряками и пограничниками отработали и уточнили на побережье план его защиты и обороны. Дело в том, что вход в Авачинскую губу охраняли морские артиллерийские батареи, не имевшие никакого прикрытия. Незначительный десант мог бы захватить их почти без боя, особенно ночью. Решили выделить пехотное прикрытие из полка Городнянского, о чем он тут же отдал соответствующие распоряжения. Мне очень понравился Городнянский при решении этих вопросов. Никаких местнических настроений. Отдавал все, что нужно для дела, не считаясь с тем, кому – морякам ли или пограничникам. Раз нужна помощь стрелкового полка, он оказывал ее в полном объеме. "Да, – думалось мне, – этот комдив будет на месте, он мыслит и действует по-государственному и отлично понимает свою ответственность в качестве старшего военного начальника на Камчатке".
Почти весь август я пробыл на полуострове, используя все свободное время для детального его изучения. Большую помощь в этом оказал мне A. M. Городнянский, глубоко изучивший свой край. Он хорошо знал людей, и люди знали его, ему верили, и он у них пользовался непререкаемым авторитетом.
В конце лета я получил распоряжение вернуться в Хабаровск…
В Хабаровске нас ожидали большие новости. Фронт расформировали и вместо него создали две самостоятельные армии – 1-ю Особую Краснознаменную Дальневосточную Армию (в нее включили все войска, расположенные в Приморье) с дислокацией штаба в Никольск-Уссурийском и 2-ю ОКДВА (ей подчинили все остальные войска) с дислокацией штаба в Хабаровске. Меня назначили начальником штаба 1 – й армии.
На первых порах Камчатку включили в состав нашей армии…»
Судьба генерал-лейтенанта A. M. Городнянского сложилась трагически. Будучи командующим 6-й армией Юго-Западного фронта, он погиб в бою при выходе из окружения 27 мая 1942 г. на барвенковском плацдарме. Был похоронен немцами на хуторе Орлиноярск Петровского района Харьковской области, а после освобождения перезахоронен в г. Харькове на Пушкинском кладбище.
«В армии авторитетен»
После боев у озера Хасан, а они стали первым после Гражданской войны серьезным вооруженным конфликтом, комбриг М. М. Попов назначается на должность начальника штаба 1 – й Отдельной Краснознаменной армии (25 апреля 1939 г. присвоено воинское звание «комдив»; Постановление СНК СССР № 02094/п).
Осенью 1938-го Маркиану Михайловичу Попову фактически 34 года. У него рождается сын Александр. И он каким-то чудом (а как еще это объяснить!) минует аресты и мясорубку сталинских репрессий (и это с его-то прошлым!).
В автобиографии, которая подшита в личном деле, Маркиан Михайлович, ничего не скрывая, писал: «Сам отец происходит из дворянской семьи. Его отец (мой дед) служил в полиции и умер в 1895 году. Мать все занимается сельским хозяйством и только в годы 1818–1932 служила приказчиком магазина и воспитательницей в детских садах».
В последние годы своей жизни Маркиан Михайлович часто вспоминал это время и не однажды рассказывал, как, возвращаясь со службы, тогда, на Дальнем Востоке, он каждую ночь ожидал своего ареста. С этой целью был собран походный чемодан с самым необходимым…
За несколько лет до этого арестовали его троюродного брата Антонина Александровича Попова, который сам расскажет об этом так: «Это были годы взлетов и падений множества людей, поломанных судеб, смертей.
Я издал несколько пьес, состоял членом Московского общества драматургов, писателей и композиторов (МОДПиК), и в то же время увлекался педагогикой, стремясь на "человеческом материале" попробовать свои силы и духовно возродить запущенного подростка. Она скоро сделалась приоритетной в моей жизни. Я стал одним из организаторов военизированных учебно-воспитательных заведений для беспризорников. И успешно решал эту проблему в условиях военизации.
В июне 1934 года СМ. Киров, принимая меня, беспартийного руководителя, что было для тех времен уже редкостью, сказал: "Вы делаете государственное дело. Побольше бы таких школ!" По сути, предшественников суворовских училищ. Через год школы были переданы в ведение НКВД, а 21 августа 1935 года газета "Ленинградская Правда" в статье, инспирированной органами, объявляет меня классовым врагом. Арест, тюрьма, дикая судебная расправа: военный трибунал приговаривает меня к 8 годам лишения свободы. Поруганная честь, растоптанная справедливость, почти 5 лет было вырвано из жизни.
В 1940 году Верховный суд СССР пересмотрел дело по моей десятой жалобе и освободил. Возможно, фраза, сказанная Кировым, сыграла свою роль, а может, в преддверии войны просто нужны были люди…. Но все, что произошло со мною, не озлобило, не опустошило, не сломило человеческого достоинства, не лишило веры в будущее. Прозрение придет много позже.
В годы моего падения продолжался служебный взлет Маркиана Михайловича».
Неизгладимое впечатление на Маркиана Михайловича Попова произведет и арест Блюхера…
Находясь в распоряжении Главного военного совета РККА, маршал вскоре будет направлен в отпуск на ворошиловскую дачу «Бочаров ручей» в Сочи. Там его вместе с семьей, братом, золовкой и детьми арестуют и спецпоездом доставят в Москву. За 18 дней пребывания на Лубянке его допросят 21 раз. Семь допросов пройдут с личным участием Л. П. Берии. А 9 ноября все того же 1938 г. Василия Константиновича в 22 часа 45 минут доставят в амбулаторию уже без пульса и с прерывистым дыханием. Он скончается буквально через несколько минут. Официально маршал умер от закупорки легочной артерии. Но, как рассказывала сокамерницам его жена, увидев его после допроса: «По нему как будто танк проехал». И маршала и других избивали до неузнаваемости, вспомнит позднее тюремный врач.
На глазах Маркиана Михайловича необоснованно пострадает и другой военачальник. Командующий 1 – й Приморской армией и заместитель командующего Приморской группой войск ОКДВА комдив К. П. Подлас будет подвергнут резкой критике со стороны Г. М. Штерна на заседании Военного совета 26 ноября 1938 г. при обсуждении событий на Хасане. Там же поступит предложение осудить этого военачальника за «саботаж». И хотя за Подласа вступится С. К. Тимошенко, ранее просивший назначить его своим заместителем, Кузьму Петровича в декабре арестуют. А 22 апреля 1939-го Военная коллегия Верховного суда в отношении комдива Подласа вынесет приговор по статье 193—17, п. «а» Уголовного кодекса РСФСР: «Подласа Кузьму Петровича лишить военного звания "комдив" и подвергнуть лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на пять лет с поражением в политических правах на три года».
