Это и в моих интересах, и именно потому я снова и снова отгоняю все жужжащие вокруг меня мысли, чтобы настроиться на игру.
Флаги взлетают ввысь, сейчас прозвенят еще два куплета, после — гимн магической академии Корнуолла, выпуск белых голубей, которые символизируют мир, а уже потом — игра.
Я смотрю вперед, чтобы снова не обнаружить себя блуждающим взглядом по зрительским сиденьям в поисках светловолосой головки, с интересом наблюдающей за парнями на льду. И мое сердце снова и снова сжимается от тоски.
Тоски по человеку.
Тоски по смеху.
Тоски по настоящей поддержке.
Тоски по искреннему теплу.
Всему тому, что может мне дать чертов Кэн Стар, чертова Кэндис Стар. Это ужасно — обнаружить в себе, что ты можешь стать тутти-фрутти, стать готовым сменить сексуальную ориентацию, в которой был уверен все двадцать три года, и упасть в геенну огненную, чтобы молить о поцелуе с парнем.
И после всего того, что бушевало внутри, после всех этих невероятных усилий души вдруг узнать, что тебя все это время обманывали, водили за нос и даже не думали сказать правду!
Если бы я не пошел за ней в ту комнату, не спас вместе с отцом, то, получается, все также мучился от своей ужасающей, иссушающей любви, а то и вообще все бросил — возможную карьеру, капитанство, только бы быть с «парнем», в которого влюблен?
Нет, это ужасно…
Говорят, что после сильнейшего потрясения человек внутри как бы иссушается, в его душе расползается лишь выжженная пустыня. Так было и у меня сейчас. Полная пустыня. Полное безразличие ко всему, кроме того, что не входит в круг интересов капитана хоккейной команды и студента академии льда.
Я слышал, как приехала Кэндис за вещами. Видел ее краем глаза, когда она стояла внизу и обнималась как ни в чем не бывало с моими всепрощающими друзьями.
Да что говорить, я даже видел, как она сдавала свой зачет по физкультуре, когда старательно ехала на коньках по льду под залихватские комментарии Бриссона. Делала все верно, — ума у нее не отнять. Выполняла все ровно так, как я и учил, и на это было смотреть обиднее всего. Ну, то есть не от того, что она добилась успеха в том, что планировала, а что снова сделала это за мой счет. Я помнил, как погано ощущал себя все время урока и после него, когда мучился томительными фантазиями об этом «парне», как хотел поцеловать, прижаться к нежной коже и сдавить в своих руках нежное тело. Помнил и мне было внутри стыдно и плохо, обидно и тяжело.
И на второй ее зачет — по дизайну одежды тоже пришел. Надо отдать должное девчонке — несмотря на то, что она долго пролежала в больнице, успела подготовиться к нему наравне со всеми. Сделала дизайн костюма, в котором, как я понял, хотела показать борьбу огня и льда. Для этого подобрала яркие краски, выразительные линии, и вообще сделала все с такой душой и уверенностью, что даже костюм Бренды, который моя бывшая подружка демонстрировала после нее, показался только тенью, платьем с распродажи среди главного платья года под софитами для победителей.
Я вышел из зала и снова глянул на свой телефон, в котором до сих пор не было от нее никакого сообщения, где она извинялась бы за свое поведение и свое вранье. И в который раз убедился, что сделал все верно. И делал все верно все это время. Мне совсем не нужны отношения с одной и той же девушкой. Потому что от них все беды. Ложь и предательство, когда ты этого не ждешь…
Да, я был ей благодарен за то, что благодаря такому случаю наши отношения с отцом, наконец, перестали быть такими холодными. Теплыми и дружескими их, конечно, не назовешь, но зато мы начали как-то общаться, чуть больше, чем приветствие по фамилии на лекциях. Это еще только начало пути, но оно положено, а значит, будет и дальнейшее развитие, и я совсем не против этого. Когда он вернулся от Кэндис, как только она пришла в себя, то вообще попытался поговорить со мной о ней, сказав, что каждый из нас имеет право на ошибку, но главное — иметь силу воли исправить ее, признать. Ну и, конечно, не прислушиваться к мнению других, потому что важно только то, что чувствуешь ты сам.
Все эти слова я и сам прекрасно знал.
Но все равно ничего не хотел менять. Потому что в моей душе уже разрасталась пустая пустыня, выжженная огнем переживаний до тла.
Я благодаря ей чуть не стал тем, кем не являлся, чуть не перешел под флаги тутти-фрутти, а это бы значило отказ от капитанства самой лучшей команды в мире, а она…Соврала.
— Все страдаешь? — повернулся в мою сторону и пробормотал одними губами Лэндон.
Я дернул плечом, что было заметно даже в экипировке: не настроен об этом говорить и точка.
— А она здесь, — снова сказал он, как только воцарилась тишина между окончанием нашего гимна и запусков гимна академии Корнуолла.
Не стал спрашивать, кого имеет в виду Лэндон. Это и так было понятно — потому что Кэндис, сама того не желая, да и против моей воли, все равно все эти долгие, пустые, томительные две недели, заполненные интенсивными тренировками и учебой, была в моей душе и сердце.
— И не одна. — Мое тело дернулось после этого сообщения от друга, хотя я сам старался оставаться бесстрастным.
— Ритика сказала, — мы же с ней сейчас вроде как мутим, — что она позвала на игру и своего брата, Майка.
— Этого огромного баскетболиста? — услышал я собственный голос, так непохожий на себя. И тут же отругал себя за несвоевременное любопытство.
— Да, да, именно его, — улыбнулся Лэндон. Несмотря на то, что шлем закрывал половину его лица, я точно знал, что он улыбается: от уголков глаз разбежались лучиками морщинки. — А знаешь зачем?
Конечно же, я промолчал. Вообще это не мое дело, как там складывается жизнь у этой бессовестной девчонки. Пусть делает и живет как хочет.
— Чтобы они хорошо провели время. Ну а потом пошли на свидание. Вернее, даже не на свидание. А на осенний бал. Ты же знаешь, как это важно для девчонок. Особенно для первокурсниц. Она же живет в его доме, наверное, что-то между ними там и зародилось, ну а моя подружка хочет это усугубить…
— Пфф.
— А на балу девчонкам нельзя появляться в одиночестве, считают, что тогда проведут все время обучения в академии без парня. Хотя, знаешь, в этом есть капля истины. Мэри Кэй, говорят, поссорилась с парнем перед осенним балом, пошла одна, и действительно ни с кем не мутила все три года.
— Чушь собачья, — буркнул я, пожалуй, слишком громко, потому что сразу привлек внимание Дэна, который стоял справа от меня. Он покосился краем глаза, а потом и вовсе повернулся целиком в мою сторону.
— Ну и потому Кэндис согласилась, что Майк подходит, чтобы его позвать на осенний бал.
— Плевать.
— Слушай, — вдруг вклинился в разговор Дэн. — Я тут подумал. Раз тебе плевать, а почему бы мне не позвать Кэндис на бал? Она прикольный чувак…классная девчонка.
