И гори оно все синим пламенем, да, парень-гроза?
— Ты же говорила, что позволишь мне насытиться. Дашь мне. Откроешься вся. А я не напился. Не насытился. Не нажрался. Мне мало. Я всю тебя хочу. Полностью. До самого дна. Не думай об обстоятельствах. Это моя забота — разбираться с внешним миром. И со своим браком тоже. Я уже позаботился об этом.
Он что-то шепчет еще. Что-то важное. Наверняка. Но я уже не слышу.
«Не думай. Чувствуй».
Тот самый спусковой крючок, прочно впаянный в мое подсознание чертовым гуру. Команда, запускающая ядерную реакцию тела, изголодавшегося по конкретному мужчине. Моя красная кнопка, контроль над которой я когда-то потеряла.
Нажатая только что красная кнопка.
Три.
Данил передо мной на коленях, медленно, с опаской тянется рукой к лицу, убирая спутанные волосы, закрывающие закушенные до крови губы.
Два.
Его пальцы нежно гладят брови и скулы, задевают полуопущенные ресницы — мой последний рубеж обороны от его выворачивающего наизнанку душу взора.
Один.
Его судорожный «Как-же-я-соскучился» выдох прямо в бьющийся на шее, грохочущий пульс.
Взрыв.
Мы измеряем мощность тока в амперах, расстояние в километрах или милях, вес в килограммах или фунтах, время в часах или веках.
А в чем измеряется сила вожделения, в котором ты сгораешь?
А яркость чувств, которые ослепляют тебя?
А глубина ощущений, в которых ты тонешь?
Как и в каких единицах вычислить желание двух тел — мужского и женского — остаться спаянными в одно единое целое?
Существует ли в этой вселенной тот прибор, что может бесстрастно измерить страсть? Взвесить нужду и потребность прикосновений? Подсчитать силу влечения?
Его толчки и мое скольжение.
Его рык и мой стон.
Его «умоляю-не-останавливайся» и мое «не-смей-кончать-сейчас». Или все было наоборот?
Мое тело в его руках превращается не то чтобы в скрипку, а в целый симфонический оркестр. Мое тело в его руках поет. Мое тело в его руках само становится музыкой. Музыкой, чей язык понятен любому существу в этой вселенной.
Мне достаточно подумать, чего я хочу в конкретное мгновение, и я получаю это. Хочу его зубы на своем соске, и они там. Хочу его низкий стон, и слышу его. Хочу быстрее, и кровать ходит под нами ходуном. Хочу медленно, и стекаю по нему тяжелой каплей густого сливочного ликера.
Я угадываю малейшее желание Данила так же, как он мои. И когда тянусь жадными губами к его члену, я знаю, что этого хочет он. И когда сжимаю внутренними мышцами его глубоко в себе, понимаю, что это его «хочу-вот-так-сейчас». И когда мы кричим в унисон, мы оба знаем, что наши мысли об одном и том же.
Я не хочу любить. Головой я этого не хочу. Но, похоже, мое тело на сей раз поступает так, как считает нужным. Мое тело любит. Именно сейчас, прямо в этот миг оно любит.
Я не помню, сколько веков и столетий мы проводим с ним вот так — сплетенными, связанными друг с другом руками, ногами, волосами, шепотом, рычанием, гортанными криками, сердцами и душами. Я не понимаю, на какой планете мы находимся и кто мы такие. Но вряд ли просто люди. Просто люди… — это определенное количество фрикций, исчисляемое количество минут коитуса, секунд пикового наслаждения, мгновений ощущения удовольствия.
Наше взаимное блаженство бесконечно. Всеобъемлюще. Наши потные, исцелованные, обласканные тела прикипели друг к другу, склеились, смешались, как два куска глины под руками гончара. Он пахнет моими соками, я его спермой. Мои пальцы исследовали каждый квадратный сантиметр его загорелой кожи, его губы исцеловали каждый квадратный миллиметр моей. В его глазах я вижу отражение себя. И не узнаю себя в этой счастливой женщине.
— О чем ты думаешь?
— О своей жене.
Я знаю, что мы практически не можем контролировать свои мысли. Они просто приходят — самые разные о самом неожиданном — в самый неподходящий для этого момент.
Своими я тоже не могу управлять. Как бы я ни старалась, в голове почему-то возникают образы милого пухлого малыша. У него серые глазенки, ямочки на попке, розовые пальчики и круглые пяточки, которые так и хочется исцеловать. И если сейчас сказать об этом Данилу, то кто знает, какой будет его реакция на озвученное?
— Расскажи мне о ней.
— Она… удивительная. Я влюбился с первого взгляда. Утонул в ее глазах и запахе. Ничего не мог поделать с собой, со своим желанием схватить немедленно и утащить в свою пещеру, перекинув через плечо. И там целовать, обнимать, ласкать, вылизывать, кусать, оставляя следы своего присутствия в ней. Вот здесь, — он касается моей груди пальцами и ведет едва ощутимую дорожку вверх, к шее. — И вот здесь, и тут. Следы такие, чтобы любой самец видел, что эта территория занята напрочь.
Он нависает надо мной — распластанной в неге, которую так до конца и не вымыло дурацким словом на букву «Ж». Склоняется к моим губам, беря их в мимолетно-вечный плен, пьет мое дыхание, вдыхая в меня живительный кислород своего аромата.
— Ее волосы цвета пламени, которому я готов принести в жертву свой разум. Внутри нее так горячо, что я хочу жить в ней. В своей жене. В тебе.
Я? Жена? Его?
— С ней я становлюсь самым счастливым в мире сумасшедшим. Безумцем, забывшим все и всех, что были до нее. Свихнувшимся драконом, готовым поглотить ее, чтобы она даже и подумать не могла ни о ком другом. Ты готова быть сожранной чокнутой ящерицей?
— Нет.
Почему я не могу сказать «да»? Почему не могу проворковать что-то неразборчиво-согласное? Почему не могу прошептать какую-нибудь розово-сопливую чушь в том же стиле или хотя бы молча нежно поцеловать?
Почему в ответ на такую романтичную сказку я рявкаю это дурацкое «нет» и обхватываю его поясницу ногами, чтобы удобнее толкнуться навстречу горячей, влажной головке, трущейся о скользкие, раскрытые и готовые к приему складки?
В его глазах мелькает мимолетная боль, но он замолкает и делает то, о чем просит-умоляет-настаивает-требует мое тело.
Нельзя разговаривать в постели. Не стоит. Не надо.
Лучше не портить то прекрасное, что происходит в ней, глупостями и ерундой.
Глава 17
— Ты опять допоздна?
— Дан, пожалуйста, мы уже говорили об этом. Не начинай.
— Рыжик, я просто переживаю за тебя. Опять по темноте поскачешь через дворы одна. А я даже встретить не могу.
— Вот и не моги в своих москвах и питерах. Ты еще долго, кстати?
— Надеюсь, к концу недели успею все сделать и вернусь. К тебе. Я соскучился.
— Я тоже очень соскучилась.