Лиля обошла лабиринтом женщину-библиотекаря и остальных коллег, кто был в офисе, и впервые в жизни без официального приглашения подошла к столу начальника. Мы должны что-то сделать. Давайте поддержим их в суде. Женщина-библиотекарь поднялась с места. Начальник отвлёкся от компьютера, чуть понял и заговорил с ней, как привык говорить с молодыми женщинами – то есть как с детьми, только погремушки в руках не хватало, – что ничего сделать невозможно, что проблема не их, риелторы только гарантируют безопасность самой сделки, и всё. Лиля увидела, что лицо у начальника тоже серое, оглянулась – и у всех в офисе. От бетона, от бумаг, от заплаты, от неба. Так нельзя. Это их единственные деньги, больше таких у них не будет в жизни. 284 семьи, и среди них двое её взрослых, их двухмесячная дочь и четырёхлетний сын – остались без денег и без дома. И это навсегда. Лиля кричала: люди им доверились, платили деньги. Коллеги-мальчики перестали говорить по телефонам. Начальник признался, что да, это неприятно и он всё понимает, но ничего тут не поделать. Женщина-библиотекарь приблизилась и попыталась увести Лилю. Та выдернула руку, пробралась в свой угол и столкнула монитор со своего стола.
Марина продолжала не брать трубку. Лиля поднялась на поверхность в центре. Долго и сосредоточенно жевала утяжелённый бизнес-ланч. Рядом в рюкзаке сидели калоши. Вроде не оставила ничего больше своего в офисе. Посмотрела брошюру несостоявшегося ЖК. Марина не видела ни одного сообщения. Лиля решила, что придётся одной – ведь это её дело, при чём тут Марина. На место она добралась, когда солнце начало лезть за московские многоэтажки и растекался пивной окраинный вечер. Дождь давно не приходил уже, но грязь под ногами кувыркалась. Лиля переоделась в калоши, оставила ботинки на куске отколотой плиты. Прошла на территорию, у которой не было забора – никакого: ни бетонно-ромбовидного, ни рифлёно-металлического. Молодые руины лежали перед ней.
Она плохо чувствовала про монолит, но здесь был обычный «конструкторик», как называла его Марина. Лиля сначала принялась за дом с готовым первым. Уже построенный этаж задавал всё: технологию и те самые темп, ритм. Она прочертила у себя в голове план здания, который видела в брошюре. Он ей не нравился, но сильно переделывать было нельзя. Лиля манила бетонные куски и показывала, куда им надо встать. Плиты выстраивались одна за другой, помогая друг другу. Как серые ниндзя, замаскированные под местную среду, они ползли в небо и внутрь, образовывали лабиринты помещений. Какой же я архитектор, я – подрядчик. Лиля изменила только окна, сделала их эркерными в комнатах без лоджий или кухнях. Незатухающая классика, говорила про них Марина. Лиле эркеры тоже нравились. У второго недостроя валялась целая поляна битого оконного стекла. Голова болела, укачивало и начинало мутить. Лиля подбирала и гладила расколотые бетонные плиты, заглаживала их, отправляла в дело. Она хотела, очень хотела сделать какую-нибудь интересную крышу, но всё же закончила её обычно-плоской.
Принялась за второй дом, начинало темнеть, из ноздрей шла кровь, Лиля вытирала её шарфом и чувствовала во рту вкус железа и хруст бетонного песка на зубах. Второй хоть и был без первого этажа, но выстроился быстрее. Лиля знала уже, что делать, да и плиты, будто насмотревшись на соседей, понимали уже, как и куда лезть. Света оставалось немного. Лиля собрала битые стёкла, гладила их, изрезая свои ладони, убирала трещины и стыки, стеклила ими окна и лоджии двух зданий. Теперь дома выглядели как обычные некрасивые современные окраинные многоэтажки посреди пустыря грязи.
Кровь остановилась, но качало в разные стороны. Лиля села в грязь, взяла руками голову, подышала и подумала. Огляделась: вокруг валялись сколы, остатки, ошмётки молодых руин. Лиля поднялась, отправила их все в один мусорный бак, перемешала и занялась лепниной. Ты очень классическая, обзывала её всегда Марина. Лиля сделала на обоих домах выпуклый комикс в примитивистском стиле. Когда Лиля рассказывала Марине про вшитую во всех на постсоветском пространстве тягу к усреднённой некрасоте, та соглашалась, но говорила, что так было не всегда и до сих пор случается по-другому. И показывала в интернете фотографии деревянного искусства – кружевные наличники, фигуры зверей, людей, растений, цветов и небесных тел, красочные росписи внутри деревянных домов и сами эти дома – совсем не серые, а жёлтые, синие, салатовые, белые, розовые. Так Лиля вылепила приключение льва, плоскомордого и бестиарного – на первом здании, – ищущего по фасаду себе дом и на торце нашедшего, отдыхающего там, в лабиринте комнат. А на втором – лев, ищущий себе любимое дело и нашедший его, на торце занимающийся теперь добавлением миру красоты: вышиванием по серому небу.
Лиля очень хотела заставить территорию какими-нибудь МАФами и перенести хоть несколько кустов из леса, но совсем стемнело, а главное, ей сделалось совсем плохо. Лиля добрела до пруда, вымыла от крови лицо и руки. Прудовая вода, казалось, шипит на её лбу – такой он был горячий. Лиля переобулась, калоши решила помыть дома, сложила их в пакет и рюкзак, вышла на дорогу и поймала машину.
Спала три с половиной дня. Первые два её рвало. Она установила перед кроватью тазик. Ходила выливать и обмывать его, пользоваться туалетом, пить воду, блевать и снова ложилась. Голова болела, почти не поднималась и утягивала всё её тело в разруху. Лиля думала вызвать себе скорую, но она не знала, что им рассказать. На четвёртый день ей стало получше. Послезавтра был первый экзамен. У Марины всё не работал телефон. Когда Лиля пришла в квартиру на Новинский, дверь ей открыла свежая девушка бывшего Марининого парня, молча впустила её, не прекращая важно разговаривать по телефону – она занималась продюсированием чего-то. Лиля прошла в Маринину комнату – там было пусто, осталось только несколько чертежей и гипсовые фигуры на столе-подоконнике. Дверца шкафа была оттопырена. Лиля легла на пустой матрас. Зашёл бывший Маринин парень, рассказал, что менты накрыли её маленький шкафный growbox, кто-то стуканул, но не я, сказал он. Я предупреждал, что так и будет. Приехали родители из Саратова, отмазали, много очень отдали, разозлились и забрали домой.
Лиля вернулась к себе. Посмотрела новости. Независимая комиссия провела экспертизу появившихся на месте недавнего недостроя домов и пришла к выводу, что, несмотря на некоторое проектное несоответствие, они проходят по нормам. Девелопер отказался от комментариев. Обманутые дольщики на общем собрании приняли решение вселиться в ЖК. Правительство Москвы дало распоряжение подвести к домам необходимые коммуникации и облагородить территорию. Работы обещают закончить к марту следующего года. Лиля скопировала прежнюю новость с фотографией ещё-недостроя и свежую новость с фотографией достроенных домов и отправила их Марине на электронную почту без какой-либо подписи. Дальше легла дремать. Позвонила мама, спрашивала про сессию, Лиля отвечала, что ещё не скоро и она готовится. Мама долго рассказывала, что она купила на рынке и как она будет всё это засаливать или варить с сахаром. Лиля засыпала под мамин голос-колыбельную, но мешал какой-то неприятный дребезг и вроде-вой на фоне. Мама объяснила, что это сносят наконец завод-недострой рядом, в котором я, между прочим, должна была работать. Ещё радовалась, что так близко с домом, думала, буду успевать приходить, кормить тебя обедом после школы.
