К концу 1920-х годов советская власть уже неоднократно использовала эти методы, как в Гражданскую войну, так и при закреплении своей власти на Кавказе и в Средней Азии. Практика отсекающего насилия прочно укоренилась и была теоретически обоснована такими ведущими советскими военачальниками, как Тухачевский. Эта практика опиралась на обширную сеть мест заключения — систему исправительно-трудовых лагерей. Более того, издавна существовавший дискурс обновления общества и устранения лиц с девиантным поведением привел к тому, что сделался приемлем сам принцип физического устранения лиц, считавшихся опасными для общества в целом. Став частью большевистской программы преобразования общества, этот отсекающий импульс оказался направлен на тех, кто, как представлялось, не хочет или не может приспособиться к новому общественному порядку. Хотя ни один из этих факторов нельзя считать непосредственной причиной сталинского государственного насилия 1930-х годов, все они стали его необходимыми предпосылками.
Коллективизация и паспортизация
Коллективизация представляла собой массовую и насильственную попытку партийного руководства преобразовать советское крестьянство путем уничтожения частного сельского хозяйства и создания государственных колхозов. Совпадение по времени с советской индустриализацией и установлением плановой экономики показывает, что коллективизация была частью масштабной попытки уничтожить капитализм и направить страну на путь социализма. Процесс коллективизации был многогранным и включал в себя не только экономические перемены, но и уничтожение сельских элит, атаку на крестьянскую религиозность и традиционную культуру, а также попытку преобразовать не только образ жизни, но и менталитет крестьянства. Я обращу внимание в первую очередь на то, как и почему советское правительство прибегло к широкомасштабному государственному насилию при коллективизации, причем особое место отведу раскулачиванию — лишению имущества и/или депортации нескольких миллионов крестьян, отнесенных к категории кулаков.
Коллективизация отвечала как идеологическим наклонностям, так и практическим нуждам партийного руководства. Уничтожение частного сельского хозяйства положило конец капитализму в деревне, а создание государственных колхозов дало возможность взять под контроль зерно и другие сельскохозяйственные ресурсы, что, в свою очередь, позволило оплатить индустриализацию
[973]. Но решение партийных лидеров провести коллективизацию сельского хозяйства не объясняет, почему были выбраны именно такие способы ее проведения. Партийные чиновники могли осуществлять коллективизацию постепенно, устанавливая штрафы и используя материальные стимулы, которые подтолкнули бы крестьян к вступлению в колхозы. Вместо этого коллективизацию провели стремительно — как военную кампанию, с массовым принуждением. Еще большее впечатление производят те методы принуждения, к которым прибегали. Коммунисты не ограничились тем, что заставили крестьян вступить в колхозы. Они использовали такие методы насилия, как конфискации имущества, депортации и даже казни, чтобы физически устранить «кулаков» из деревни. Таким образом, коллективизация проводилась при помощи отсекания — насильственного устранения целой социальной группы.
В речи, произнесенной в декабре 1929 года Сталин провозгласил политику «ликвидации кулачества как класса». Он заявил: «…раскулачивание представляет… составную часть образования и развития колхозов. Поэтому смешно и несерьезно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут»
[974]. Уже летом — осенью 1929 года, в рамках своих действий по коллективизации сельского хозяйства несколько региональных партийных комитетов принялись за конфискацию имущества кулаков и высылку их самих
[975]. После речи Сталина эта политика стала играть ведущую роль в коллективизации. В начале 1930 года, 11 января, Генрих Ягода, фактический глава советской тайной полиции, разослал своим подчиненным служебную записку, в которой приказал провести «сплошную очистку деревни от кулацкого элемента» и предупредил, что если не разобраться с кулаками самым решительным образом, они организуют ряд восстаний против коллективизации
[976]. Вслед за этим Ягода направил директиву всем областным руководителям ОГПУ, проинструктировав их сообщить ему, каково на вверенных им территориях приблизительное число кулаков, которых следует раскулачить. Две недели спустя, основываясь на полученных цифрах, Ягода установил квоты на раскулачивание для каждого региона
[977]. Кроме того, он создал при помощи Евдокимова сеть внесудебных органов (уже упомянутых троек), которым было поручено выносить приговор кулакам, ссылать их или казнить
[978].
30 января 1930 года Политбюро издало постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Кулаки были разделены на три категории: 1) «контрреволюционный кулацкий актив», который подлежал полной конфискации имущества и заключению под стражу; 2) «остальные элементы кулацкого актива», которых следовало выслать, оставив им только личные вещи; 3) все остальные кулаки — их лишали только средств производства и переселяли на новые земли, за пределами колхозного хозяйства. К первой категории предполагалось отнести 60 тысяч человек, которые должны были подвергнуться заключению в концлагеря или, если речь шла об особо опасных индивидах, — казни. Во вторую категорию должны были попасть 150 тысяч семей, предназначенных к депортации в Северный край, Сибирь, Казахстан и на Урал
[979].
На деле процесс коллективизации и раскулачивания оказался жестоким и хаотичным. В то время как тайная полиция ведала заключением в лагеря кулаков первой категории и депортацией кулаков второй категории, самые разные фигуры — местные активисты, комитеты крестьянской бедноты, бригады городских рабочих — играли решающую роль в отнесении кулаков к той или иной категории и в конфискации их имущества. Во многих случаях экспроприации проходили в виде пьяного грабежа: коллективизаторы выпивали спиртное, найденное в кулацких домах, и снимали с хозяев последнюю рубашку
[980]. Само попадание в разряд «кулаки» часто было произвольным. В то время как московские власти стремились определить кулаков, разделить их на категории и перечислить с максимальной точностью, местные активисты часто не имели четкого представления о том, какие именно крестьяне являются кулаками. Нередко к кулакам относили всех крестьян, сопротивлявшихся коллективизации, и даже в партийных рапортах отмечалось, что некоторые середняки были ошибочно признаны кулаками и раскулачены
[981]. ОГПУ тоже далеко вышло за квоты, назначенные политбюро. С января по сентябрь 1930 года были заключены под стражу 283 717 человек, из которых кулаками являлись 124 889 (остальные были духовные лица, бывшие помещики и т. д.). Около 30 тысяч человек были казнены. Общее число депортированных кулаков составило в 1930 году более полумиллиона человек, а за 1930–1931 годы — от 1,6 до 1,8 миллиона
[982].
