Ил. 14. Советский предвыборный плакат, 1920-е. «Выбирайте в Советы бедноту и середняков. Гоните в шею кулаков!» (Плакат RU/SU 1137. Poster Collection, Hoover Institution Archives)
Таким образом, раскулачивание отнюдь не стало тщательно контролируемой полицейской операцией. В то же время в его основе лежали социологическая классификация и технологии социального отсечения. Раскулачивание отражало убеждение, что крестьян можно разделить на категории по классовому признаку, и опиралось на предшествовавшие практики депортации и арестов. Более того, раскулачивание соответствовало многим принципам и методам советского отсекающего насилия, каким оно сформировалось в ходе Гражданской войны и 1920-х годов. Партийные лидеры, и в первую очередь Ягода, исходили из того, что кулаки, если их оставить в деревнях, займутся саботажем колхозов и организуют восстания. Местное партийное руководство разделяло этот взгляд: оно начало лишать кулаков имущества и ссылать их еще до призыва Сталина покончить с кулаками как с классом. И лидеры коммунистов, и партийные чиновники считали, что задача установления нового порядка в сельской местности неразрывно связана с устранением «социально чуждых элементов». Как сообщала служебная записка советской тайной полиции, составленная в 1932 году, целью депортаций было «полностью очистить [регион] от кулаков»
[983].
Коллективизация совпала с реорганизацией советской системы тюремного заключения. В июне 1929 года Политбюро приняло решение создать сеть самостоятельных тюремных лагерей, переименованных в исправительно-трудовые лагеря. Они находились в ведении Главного управления исправительно-трудовых лагерей (или ГУЛАГа) в составе тайной полиции. Подобно созданному ранее Соловецкому лагерю особого назначения, тоже перешедшему под руководство ГУЛАГа, новые трудовые лагеря предназначались для содержания 50 тысяч заключенных и должны были находиться в отдаленных регионах — для разработки залежей полезных ископаемых при помощи труда заключенных. Если бы не коллективизация, создание сети трудовых лагерей могло стать лишь еще одной попыткой по реорганизации пенитенциарной системы, но тысячи арестов в ходе раскулачивания привели к тому, что ГУЛАГ стремительно вырос, превратившись в огромный комплекс трудовых лагерей
[984].
Кроме нескольких тысяч кулаков первой категории, арестованных и отправленных в трудовые лагеря, более полутора миллионов кулаков второй категории были депортированы из своих родных земель. Столь масштабная депортация поставила вопрос, куда переместить этих людей. Лишь в январе 1930 года, когда коллективизация уже шла полным ходом, советские лидеры всерьез занялись этим вопросом. Ягода предложил идею спецпоселений, состоявших из двухсот-трехсот домохозяйств и расположенных в отдаленных регионах. По его словам, кулаки, депортированные в эти поселения, могли бы содержать себя, занимаясь сельским хозяйством, и в то же время стали бы постоянной рабочей силой для лесной, горнорудной и прочей промышленности
[985]. Таким образом, процесс физического устранения кулаков из деревни оказался увязан с обеспечением (принудительной) рабочей силы для добычи ресурсов в отдаленных регионах.
В конце января советское правительство создало комиссии, которым предстояло определить точное местоположение тех районов Крайнего Севера, Урала, Сибири и Казахстана, куда предполагалось отправлять ссыльных кулаков. Последующие государственные комитеты составили огромное число планов, статистических докладов, графиков и бюджетов спецпоселений. Некоторые даже разработали детальные проекты, с планировкой поселений и отдельных жилищ, целью которых было насаждение коллективной сознательности. С точки зрения московских бюрократов, спецпоселения, казалось, предоставляли шанс создать новую среду, позволяющую перековать представителей мелкобуржуазных слоев в образцовых пролетариев. Но, как пишет Линн Виола, это было «планирование, привитое к хаосу, проекция коммунистических мечтаний о порядке на беспорядочную реальность, созданную самим режимом». Недостаток подготовки в сочетании с огромным масштабом депортаций привел к тому, что сотни тысяч кулаков были отправлены в места, где было недостаточно пищи и жилья. Отдаленность подобных поселений сделала этот дефицит еще более суровым. Ссыльные страдали от холода, голода, эпидемий инфекционных заболеваний и чрезвычайно высокой смертности. Виола заключает, что плохое управление в сочетании с недостаточной координацией привели к таким действиям, которые «по самой своей природе влекли катастрофу»
[986].
Как и в случае с трудовыми лагерями, предназначение спецпоселений вызывало среди коммунистов споры. Являлись ли эти поселения прежде всего средством перевоспитания кулаков или механизмом поставки рабочей силы для экономического развития отдаленных частей страны? Хотя большинство советских чиновников, казалось, видели в спецпоселениях в первую очередь источник рабочей силы, некоторые из них считали более важным удалить из общества «мелкобуржуазные элементы» и при помощи такой меры, как тяжелый труд, перевоспитать их. К примеру, нарком внутренних дел Владимир Николаевич Толмачев заявлял, что использование труда спецпоселенцев менее важно, чем изоляция их от общества и перевоспитание
[987]. Советское правительство приказало строить в спецпоселениях школы, рассчитывая, что кулацкую молодежь можно научить ценностям социализма и воссоединить с обществом. На деле же у властей в очередной раз оказалось недостаточно как учителей, так и денег для осуществления задуманного. Нехватка учителей была столь сурова, что пришлось нанимать самих ссыльных для перевоспитания их собственных детей. Тем не менее в теории советское правительство стремилось к перевоспитанию бывших кулаков и воссоединению их с обществом. В 1938 году было принято постановление, позволившее детям спецпоселенцев по достижении шестнадцатилетнего возраста покидать спецпоселения для учебы или работы
[988].
Коллективизация и быстрая индустриализация привели в начале 1930-х годов к огромным социальным потрясениям в Советском Союзе. Положение еще больше обострилось из-за жестокого голода 1932–1933 годов, в свою очередь вызванного коллективизацией и реквизициями зерна. В деревне свирепствовал голод, поставки продовольствия в города оказались под угрозой, а промышленные проекты отставали от графика. Перед лицом этой ситуации партийные деятели приняли в конце 1932 года ряд мер, направленных на борьбу с экономическим кризисом. В числе прочего они создали систему внутренних паспортов, которая стала средством выявления и устранения «социально чуждых элементов» и, таким образом, заняла главное место в советской практике насилия, направленного против отдельных групп. Политбюро сформулировало постановление 15 ноября и опубликовало его 27 декабря 1932 года
[989].
