После «ликвидации» буржуазных классов и создания некапиталистической экономики руководство партии и тайной полиции считало, что началась новая эра и что враг тоже изменился. Хотя открытая классовая борьба прекратилась, остатки буржуазии занимались тихим саботажем советского строя, и новый тип врага требовал нового типа борьбы с ним. В 1934 году советское правительство создало Народный комиссариат внутренних дел, заменивший собой ОГПУ. В юрисдикцию нового комиссариата вошли как милиция, так и тайная полиция (последняя была теперь переименована в Главное управление государственной безопасности, но ее часто называли просто НКВД)
[1024]. Как объясняет Дэвид Ширер, Ягода руководил преобразованием правоохранительных органов «из орудия революционной классовой войны в орган правопорядка». Их новая структура соединила госбезопасность и милицию «в новую полицейскую империю»
[1025]. Поддержание порядка стало более профессиональным, а государственное насилие — более централизованным, бюрократизированным и тайным. Новая разновидность скрытого врага требовала систематических полицейских действий, и НКВД опирался на обширные картотеки, которые будут использоваться в ходе массовых операций 1937–1938 годов для идентификации и ареста «антисоветских элементов»
[1026].
В середине 1930-х годов советская власть углубила кампанию против бывших кулаков и других социальных маргиналов
[1027]. В 1935 году Ягода и глава прокуратуры Андрей Вышинский направили руководителям милиции на местах приказ, расширявший размах репрессий против «социально вредных элементов», к которым относились теперь не только кулаки и преступники, но также нищие, безработные, повторные нарушители паспортного режима и малолетние преступники от двенадцати лет
[1028]. Этот приказ создавал внесудебные милицейские тройки, уполномоченные выносить приговор к заключению в трудовой лагерь на срок до пяти лет. Согласно одному из докладов, такие тройки осудили примерно 120 тысяч человек в 1935 году и примерно 141 тысячу в 1936-м
[1029]. Подробно рассматривая эту кампанию против «социально вредных элементов», Пол Хагенло отмечает, что «к середине 1930-х годов местные милицейские силы регулярно проводили чистки своих округов от маргиналов и преступников всех разновидностей», и заключает: «Извилистая, но вполне распознаваемая линия преемственности в правоохранительных практиках проходит от 1920-х годов, через городские чистки „вредных“ элементов в середине 1930-х — к массовым репрессиям 1937–1938 годов»
[1030].
Хотя давно существовавшие практики отсекающего насилия объясняют сами методы массовых операций, нам все же необходимо разобраться, почему все эти аресты и казни случились в 1937 году и почему этот взрыв государственного насилия парадоксальным образом совпал с шагами к демократизации. Частью внутрисоветского контекста массовых операций стали опубликование новой конституции в 1936 году и подготовка к выборам в Верховный Совет в 1937-м. В связи с заявленным достижением социализма и кардинальным изменением социально-экономической структуры государства руководство партии решило издать новую конституцию. Сталин публично заявил, что за время, прошедшее с выхода Конституции 1924 года, страна преобразилась в связи с «полной победой социалистической системы во всех сферах экономики»
[1031]. Нарком юстиции Николай Крыленко и другие советские юристы раскрыли эту тему во всех подробностях: теперь, после уничтожения эксплуататорских классов и установления социалистического строя, необходимы новые законы
[1032]. Партийные лидеры и в частных разговорах, и публично указывали на достижение социализма и на «новый порядок классов» как на причину для новой конституции
[1033].
В то время как конституции 1918 и 1924 годов лишили избирательных прав «социально чуждых» лиц (бывшее дворянство, капиталистов и мелкую буржуазию), Конституция 1936 года предоставила право голоса всем
[1034]. Стремление партийных руководителей к социальной интеграции отражало их уверенность в том, что эпоха классовой борьбы окончилась и все члены советского общества могут внести вклад в строительство социализма. В своей речи к делегатам VIII Всесоюзного съезда Советов Молотов заявил, что чуждое социальное происхождение более не является препятствием для людей, желающих верно служить советской власти
[1035]. В полном соответствии с политикой социальной интеграции партийные деятели планировали выборы в Верховный Совет, на которых сможет голосовать все взрослое население страны. На Пленуме ЦК ВКП(б), прошедшем в феврале — марте 1937 года, Андрей Жданов заявил, что новые выборы будут конкурентными, со всеобщим, равным и прямым голосованием, и добавил: кандидаты могут баллотироваться, не получив мандата партии. В июне Центральный комитет выпустил директивы по процедурам тайного голосования на выборах с несколькими кандидатами.
