Положением предусматривалось создание особых учреждений для заботы об инвалидах войны и выплат пенсий тем, кто потерял трудоспособность. Выплаты по нетрудоспособности и безработице должны были осуществлять государственные страховые фонды, финансируемые исключительно нанимателями. Самозанятые крестьяне и ремесленники должны были получать выплаты от кооперативов взаимопомощи, финансируемых за счет взносов их членов
[151].
Советские журналисты провозгласили, что новое положение о социальной помощи оставило немецкую и английскую системы социального страхования далеко позади
[152]. Александр Винокуров, ответственный за социальную помощь, противопоставлял рациональную и справедливую советскую систему социального страхования эксплуататорской и неэффективной, существовавшей при царизме. Он подчеркивал, что старая система, служа интересам одних только капиталистов и помещиков, заставляла рабочих финансировать страхование из их же собственных денег. Другие советские деятели тоже указывали на разницу между новой, всеобъемлющей системой социальных выплат и дикой путаницей разных благотворительных организаций при капитализме, помощь которых была унизительна и при этом недостаточна по объему
[153].
Взяв под свой контроль чиновничество, большевики стремились к централизации власти и вместе с тем к внедрению новых принципов. Они переименовали все министерства в народные комиссариаты (наркоматы), превратив, таким образом, Министерство государственного призрения в Наркомат государственного призрения, в обязанности которого входили обеспечение «инвалидов войны, их семей, стариков, несовершеннолетних и охрана материнства и младенчества»
[154]. В апреле 1918 года советское правительство дало этой бюрократической ветви новое название — Наркомат социального обеспечения, в котором были следующие отделы: отдел охраны материнства и младенчества; отдел детских домов; отдел по обеспечению несовершеннолетних, обвиняемых в общественно опасных деяниях; медицинский отдел; отдел пенсий и пособий, а также обеспечения инвалидов, вдов и стариков; отдел увечных воинов; финансовый отдел; бюро печати
[155].
Советское руководство продолжило не законченный Временным правительством процесс перехвата ресурсов и дел благотворительных организаций. Серия декретов, изданных весной и летом 1918 года, переименовала все организации вспомоществования, госпитали, сиротские приюты и другие благотворительные ведомства и поместила их под руководство Наркомата социального обеспечения
[156]. Например, в июле 1918 года все имущество и активы Георгиевского комитета, оказывавшего помощь инвалидам войны, были по декрету переданы Наркомату социального обеспечения. Декрет передавал наркомату и персонал комитета, сообщая, что, за исключением двух-трех руководителей комитета, которые были попросту уволены, весь персонал превращается в служащих наркомата и будет создавать рабочие артели, принимая на работу ветеранов войны и заботясь о них
[157]. В апреле 1918 года был упразднен и Союз увечных воинов — с констатацией, что «дело социального обеспечения увечных воинов, как дело государственное, должно находиться в руках государственной власти». Все ресурсы союза были переданы советскому правительству
[158]. Кроме того, наркомат объявил о прекращении всех лотерей (прежде — обычного способа собирать деньги на благотворительность) и закрепил за государством монополию на сбор средств и их распределение между нуждающимися
[159].
Хотя централизация и этатизация всего лишь продолжали курс, уже взятый Временным правительством, программы советского руководства отличались классовой направленностью — наделяли привилегиями представителей низших классов и дискриминировали бывших дворян и буржуазию. Советская Конституция 1918 года лишила прав всех тех, кто попал в разряд классовых врагов, — торговцев-частников, священнослужителей, бывших царских офицеров полиции, белогвардейцев и лиц, пользовавшихся наемным трудом. Это лишение распространилось на все права гражданства, в том числе на право получать пенсию или какую-либо иную общественную помощь
[160]. Директивы Наркомата социального обеспечения подчеркивали, что жилье и материальная помощь должны быть гарантированы «всем детям бедноты», и уточняли: нуждающиеся семьи могут получить какую-либо помощь только после проверки их социального происхождения
[161]. Нарком Винокуров объяснял перехват благотворительных организаций еще и необходимостью освободить учреждения социальной помощи от контроля «паразитических элементов» и пояснял, что многие учреждения социальной помощи дают работу людям из бывших привилегированных классов — тем, кого необходимо с подобных мест вычистить
[162].
Контекст, в котором начал работать Наркомат социального обеспечения, указывал на необходимость еще большего вовлечения государства в социальные вопросы. Война привела к тому, что в помощи отчаянно нуждались буквально миллионы инвалидов, солдатских вдов и беженцев. На I съезде комиссаров социального обеспечения, состоявшемся в июле 1918 года, Винокуров подчеркнул крайнюю востребованность программ социальной помощи: «В результате кровавых внешних и внутренних войн миллионы населения стали нетрудоспособными и нуждаются в социальной помощи… Эти условия вызывают необходимость постановки помощи населению в широком государственном социальном масштабе». Затем он особо отметил нужды ветеранов войны и их семей, инвалидов и матерей с детьми
[163]. Винокуров заявил, что организация государственной социальной помощи потребует огромных расходов: миллиарды рублей инвалидам войны, 40 миллионов рублей в месяц семьям погибших на войне и 500 миллионов рублей пенсионерам государственной службы только в первой половине 1918 года. Для финансирования этих выплат он предложил конфисковать активы эмигрантов и передать их Наркомату социального обеспечения. А кроме того, сообщил, что в рамках действующей отныне классовой политики будут пересмотрены пенсии царским бюрократам — в целях отмены подобных выплат и передачи денег нетрудоспособным рабочим и сиротам. Как он добавил, все физически способные к работе люди обязаны работать, а помощь предназначена только нуждающимся
[164].
