Вернемся к аналитическим рамкам, которые я обозначил в начале этой главы. Советское правительство, будучи диктатурой, в вопросах предотвращения заболеваний отдавало предпочтение фактору среды, а не карантинному подходу, что служит подтверждением критического взгляда Болдуина, выступающего против точки зрения, отождествляющей карантинный подход с политическим авторитаризмом. Считая, что объяснения стратегий профилактики должны выходить за рамки политических систем, Болдуин обращает внимание на такие факторы, как геоэпидемиология, и даже высказывает предположение, что карантинный режим не был вызван авторитарными политическими традициями, а, напротив, будучи ответом на угрозу эпидемии, способствовал формированию авторитаризма
[353]. Впрочем, советское правительство, несмотря на более сильную угрозу эпидемий, чем в любой другой европейской стране, ограничилось временным применением карантинных мер, отдавая предпочтение подходу, основанному на факторе среды, — защищая здоровье населения путем улучшения гигиены и питания и насаждая рациональный образ жизни. Эта ориентация на среду объясняется российскими медицинскими традициями, сформировавшимися в социальном контексте царской России, где интеллигенция защищала угнетенные массы и стремилась поднять их в социальном плане. Не менее важную роль сыграли революционные политические изменения, которые привели радикальную интеллигенцию к власти, отбросив в сторону монархический консерватизм и насадив идеологию социальной трансформации и равенства.
В некотором роде советский случай был уникальным для Европы, но в нем не было ничего аномального, если сравнивать СССР с другими отстававшими в развитии странами, такими как Мексика, Иран или Турция. В этих странах врачи придерживались подобного же этоса, стремясь к модернизации общества при помощи улучшения здоровья и условий жизни масс
[354]. Подобно русским врачам, мексиканские и иранские врачи испытывали комплекс неполноценности и чувство национального позора, сравнивая уровень инфекционной заболеваемости в своей стране и в «цивилизованных» странах. Они тоже видели в науке и в здравоохранении средство осуществления социокультурной трансформации, которая позволит модернизировать общество и облегчить страдания крестьян и рабочих. Более того, мексиканские гигиенисты даже разделяли идеологическую ориентацию советских врачей, обвиняя церковь и капитализм в невежестве народа и его плохом здоровье и распространяя здравоохранение на бедные слои населения во имя равенства
[355]. Таким образом, в отстающих странах крестовый поход врачей под знаменем модернизации и социального прогресса соединялся с усилиями по защите здоровья населения и привел их в деле предотвращения болезней к опоре на фактор среды.
Иностранные влияния в советском здравоохранении
Параллели между стратегиями здравоохранения в Советском Союзе и в других странах можно отчасти объяснить сходством забот и способов мышления: государственные деятели сочли здоровье населения своих стран жизненно важным ресурсом, а современная медицина доказала необходимость решения проблем здравоохранения на общественном уровне. Но кроме того, схожие черты в здравоохранении объяснялись и механизмами, которые специалисты разработали в целях распространения медицинских познаний и технологий. К началу межвоенного периода медицина стала поистине международной наукой благодаря поездкам ученых на иностранные стажировки, публикациям и международным конференциям. Эти механизмы позволяли советским врачам и чиновникам здравоохранения знакомиться с теми методами лечения и медицинского обслуживания, которые применяли их заграничные коллеги
[356].
Чтобы наладить контакты и установить сотрудничество с иностранными медицинскими специалистами, Наркомат здравоохранения создал в феврале 1921 года Бюро заграничной санитарной информации. Оно ставило своей целью информировать жителей Западной Европы и США об успехах советского здравоохранения, собирать сведения о достижениях западной медицины и облегчать контакты между советскими и иностранными учеными, подвизающимися на ниве медицины
[357]. В следующие два десятилетия Бюро отслеживало медицинские идеи и практики в других странах. Оно публиковало доклады, посвященные британской медицинской системе, структуре французского Министерства здравоохранения, принципам ухода за здоровьем в США (с упором на санитарию, детское здоровье и профилактическую медицину), доклады о здравоохранении в Японии, практиках охраны здоровья, находящихся на вооружении датского Министерства гигиены и немецкого Министерства здравоохранения
[358]. Для сбора информации об иностранном здравоохранении Бюро содержало филиалы за границей. Лондонский филиал, к примеру, ежедневно писал о деятельности в сфере здравоохранения. Он освещал такие темы, как работа государственной комиссии по диетам и здоровью, публичные лекции о важности солнечного света, выставки по домашней санитарии и публикации по заводской технике безопасности
[359].
Кроме того, чиновники Бюро заграничной санитарной информации облегчали (и отслеживали) обмены между советскими и иностранными врачами. Они организовывали заграничные поездки для советских врачей и приглашали иностранных медицинских служащих в Советский Союз, сохраняя всю переписку между советскими и иностранными врачами и собирая отчеты советских докторов, ездивших за рубеж
[360]. Эта система сбора информации позволяла советскому правительству не только следить за связями с заграницей и за обменами, но и привносить в СССР иностранные врачебные идеи и практики. К примеру, директор Государственного микробиологического института в Ростове-на-Дону доложил о своем путешествии на конференцию по скарлатине, проходившую в Кенигсберге, и в один из медицинских институтов Берлина. Он перечислил немецких ученых, которых встретил, и описал немецкие методы профилактики и лечения скарлатины
[361]. Как я уже сказал, Бюро занималось и пропагандой достижений советского здравоохранения. Один беспартийный советский врач вскоре после посещения Великобритании написал английскому чиновнику здравоохранения письмо, в котором выражал беспокойство по поводу того, что никто в Западной Европе не признает достижений советского руководства в сферах здравоохранения и образования. Свое письмо он заключил так: «Большевики сейчас являются единственной сильной партией, которые [sic] могут спасти (и уже раз спасли) Россию, а с ней и Европу от анархии, голода и господства черни»
[362].
