Другим новым средством пропаганды стали патриотические плакаты. Поначалу российские плакаты Первой мировой войны выпускались частными организациями и имели ограниченные цели, призывая к пожертвованиям в виде денег и теплой одежды для солдат. В 1916 году царское правительство выпустило плакаты с призывом подписаться на военный заем, сделанные по образцу британских. В Петрограде в том же году прошла выставка английских патриотических плакатов, а в 1917 году в Лондоне и Нью-Йорке — выставки российских плакатов в поддержку военного займа
[694]. Один русский журналист отметил, что в ходе войны появился плакат совершенно нового типа, призванный не рекламировать тот или иной продукт, но выступать в роли «агитатора и организатора масс»
[695].
В отличие от Англии и Франции, Россия не располагала развитой сетью политических партий и республиканской системой школ, которая позволила бы распространять пропаганду и насаждать политическое просвещение. Царская власть противодействовала частной инициативе, и это привело к тому, что российское общество почти не имело средств самоорганизации. Такую возможность интеллигенции давали только земства — единственные широко распространенные негосударственные организации, созданные для нужд ограниченного местного самоуправления. Подобно тому как это произошло и в других сферах жизни, война вынудила царскую власть позволить интеллигенции принять более активное участие в политическом просвещении. Павел Николаевич Игнатьев, занявший в 1914 году пост министра образования, даже приветствовал войну, увидев в ней возможность научить жителей страны патриотизму. Он заявил, что земства должны провести кампанию публичных лекций по русской истории и географии, а также о войне. Видя в войне возможность для вовлечения крестьянства в государственные дела, он, безусловно, был прав, поскольку, к примеру, спрос крестьян на газеты и географические карты в военные годы резко вырос
[696].
Земские деятели с восторгом ухватились за новую возможность преобразить деревню в культурном плане и в плане гражданской сознательности. Они создали программу образования для взрослых, ставя задачу просветить крестьян и сделать их гражданами страны. Организовали лекции, увеличили число библиотек и создали избы-читальни — деревенские дома с книгами и газетами (впоследствии это учреждение будет поднято на щит советским правительством, которое увидит в нем средство просвещения крестьян). В дни, когда приходила почта, крестьяне битком набивались в местные библиотеки и избы-читальни, чтобы узнать свежие военные новости. Поскольку многие крестьяне оставались неграмотными, библиотекари и учителя зачитывали им газеты вслух, отвечая на вопросы и выслушивая замечания аудитории. Но просветительская работа в военные годы оказалась подорвана тяжелейшей нехваткой ресурсов и квалифицированных служащих. Крестьяне подавали прошения об открытии новых школ и библиотек, однако в 1916 году земским руководителям уже не хватало денег даже на поддержание существующей инфраструктуры. Мало того, более половины учителей мужского пола были призваны в армию, что привело к серьезной нехватке учителей в деревнях в тот самый момент, когда в них там особенно нуждались
[697].
Примечательно, что давняя мечта русской интеллигенции о просвещении угнетенных масс получила зеленый свет только в контексте войны. В то время как интеллигенция стремилась дать русским крестьянам и рабочим образование и улучшить их положение, ее образовательные программы, развернутые в годы войны, включали в себя еще и обучение патриотизму, а также установку на сплочение общества вокруг войны. Таким образом, эти программы были призваны не только сделать людей грамотными, но и достичь конкретной политической цели — подготовить граждан-солдат, готовых сражаться за свою страну. И хотя другие европейские страны стояли перед тем же сочетанием массовой войны, массовой политики и необходимости политического просвещения, население России далеко отставало от них по части образования, поэтому параллельно с военной пропагандой приходилось учить его грамотности и другим базовым навыкам. Подобная ситуация, в сочетании с недостаточно развитой системой образования, нехваткой денег и людей, сильно ослабила выполнение образовательных программ в годы Первой мировой войны.
Падение самодержавия в феврале 1917 года подарило шанс организовать народную поддержку на демократической основе. Сбросив путы репрессивного самодержавного правительства, интеллигенты приложили огромные усилия, чтобы просветить крестьян и рабочих и интегрировать их в новый общественный строй. Но Временное правительство продолжало испытывать огромное напряжение войны, и в конечном счете у него было лишь восемь хаотичных месяцев на то, чтобы обучить миллионы солдат, рабочих и крестьян обязанностям гражданина либерально-демократического государства. Как впоследствии вспоминал Сергей Чахотин, находившийся во главе Центрального комитета социально-политического просвещения при Временном правительстве, в начале 1917 года интеллигенция безоговорочно верила, что массы проникнутся политической сознательностью и поддержат новое, демократическое российское государство, однако в течение этого года «необоснованные ожидания сменило разочарование, смешанное нередко с озлоблением на этот же самый народ, в который до сих пор верили»
[698].
Временное правительство создало обширный аппарат пропаганды и политического просвещения. Он поглотил Скобелевский комитет и сделал его официальным правительственным бюро, специализирующимся на патриотической пропаганде
[699]. Кроме того, Временное правительство взяло под контроль и реорганизовало другую полунезависимую организацию — Комитет по организации духа. После начала Первой мировой войны инженерные общества сформировали Комитет военно-технической помощи, а тот после Февральской революции сформировал свой Комитет по организации духа. Участники нового комитета видели своей задачей преодоление «социально-политической неграмотности народных масс», которая, по их мнению, происходила от «преступного нежелания царского режима даровать народу свет и знания»
[700]. Будучи военным министром, Керенский включил Комитет по организации духа в состав Военного министерства и переименовал в Центральный комитет социально-политического просвещения. Члены комитета считали, что в армии гражданская сознательность нужна в большей степени, чем где-либо, и развить ее легче всего именно там. По их мнению, именно армия предоставляла лучшую возможность для внедрения знаний, нужных всей стране, а организационные ресурсы армии облегчали работу по привнесению и распространению политических знаний, необходимых для решения огромных задач, стоявших перед Россией
[701].
