Практика народной слежки позволяла обычным людям критиковать друг друга. Хотя разоблачения в общесоюзной и местной прессе обычно касались руководителей, широко распространились небольшие газеты (в том числе стенгазеты — печатные листки, висевшие на стенах заводов или колхозных контор), в которых собирались и публиковались разоблачения в адрес отдельных рабочих и крестьян, уличенных в прогулах, небрежности или пьянстве
[764]. «Товарищеские суды» позволяли рабочим высказывать мнение о товарищах по работе, которых обвиняли в прогулах или плохой дисциплинированности
[765]. «Общества сотрудничества с милицией» представляли собой другое средство, позволявшее простым людям отслеживать поведение других людей и доносить на них. В одной только РСФСР эти организации к 1930 году насчитывали 45 тысяч волонтеров
[766].
В 1930-е годы народное участие в надзоре и слежке постепенно оказалось под государственным контролем. Советские деятели сохранили глубокое недоверие к низовым инициативам и даже когда способствовали развитию народного участия в управлении, старались все контролировать. В конечном счете все инструменты народного участия стали звеньями всесоюзной бюрократической иерархии. Чиновники начали распространять опросные листы для волонтеров и правила, которым те должны были следовать. Кроме того, советская тайная полиция установила связи с Рабкрином и газетными редакциями, чтобы получать информацию, которую они собирали в форме писем и жалоб. Волонтеры «Легкой кавалерии» комсомола в первую пятилетку действовали по собственной инициативе, но к середине 1930-х их деятельность стала подвергаться ограничениям. В 1934 году Рабкрин был упразднен, и его волонтеры оказались под надзором тайной полиции
[767]. Тем не менее народное участие в слежке сделало ее поистине вездесущей. Доносы и разоблачения привели к тому, что советские граждане следили друг за другом. В условиях советской системы не могло быть и речи о законе, который защищал бы права индивидуума и частную жизнь; более того, система поощряла советских граждан следить друг за другом и друг друга изобличать.
Вернемся к вопросу об истоках советской системы надзора и о роли марксистско-ленинской идеологии в ее формировании. Отметим, что захват власти большевиками и их программа преобразования общества сами по себе повысили необходимость слежки. Насильственные политические и социальные перемены вызвали широкое сопротивление, которое, в свою очередь, вызвало опасения партийных руководителей и подтолкнуло их к усилению слежки. Но методы массового надзора были разработаны раньше и применялись в годы Первой мировой войны всеми воюющими странами. Советская власть унаследовала эти методы от своих предшественников — царского и Временного правительств. Советская слежка была не порождением большевистской идеологии, но результатом идеологизации уже существовавшей практики. Слежка вошла в идеологическую программу большевиков и стала неотъемлемой частью нового советского государства.
Создание многочисленных бюрократических аппаратов надзора и поощрение народных разоблачений способствовали укреплению и расширению слежки. Сама природа советской тайной полиции заключалась в том, чтобы раскрывать политическую оппозицию и заговоры, а это, в свою очередь, требовало еще более всеобъемлющей слежки. Но еще важнее было то, что советский надзор отражал горячее желание партийных лидеров узнать и преобразовать образ мыслей населения. Советское государство родилось в момент тотальной войны, когда отслеживание политических настроений и приверженности той или иной партии играло для государства огромную роль в деле мобилизации людских ресурсов и борьбы с врагом. После победы в Гражданской войне партийные руководители сделали практику слежки частью своей идеологической программы, нацеленной на избавление от классовых врагов и строительство социализма.
Политическое просвещение
Задолго до 1917 года большевики считали, что пропаганда и политическое просвещение — важнейшие инструменты революционного движения. Уже в 1890‐е годы российские социал-демократы печатали листовки и вели пропаганду среди промышленных рабочих. В своей важнейшей работе «Что делать?» (1902) Ленин провел различие между агитацией, которую следует вести устно, преследуя цель разжечь негодование рабочих, и пропагандой, которую нужно распространять в первую очередь в письменной форме, в целях насаждения политической сознательности. Ленин писал: «Идеальной аудиторией для политических обличений является рабочий класс, которому всестороннее и живое политическое знание нужно прежде всего и больше всего; который наиболее способен претворять это знание в активную борьбу»
[768]. Ленин и другие большевистские лидеры считали, что пропаганда должна быть не эмоциональным призывом с целью взбудоражить массы, а разновидностью политического образования или просвещения
[769]. Итак, как и подобало марксистским революционерам, большевики признавали важность пропаганды еще до взрывного развития государственной пропаганды в годы Первой мировой войны.
Придя к власти в 1917 году, большевики изменили главное направление своей деятельности. Теперь речь шла не о свержении действующего режима, а о поддержании собственной власти. Большевики подошли к вопросу творчески и показали себя новаторами. Фашистские деятели Италии и Германии, проявившие свою активность позже, восхищались технологиями советской пропаганды и подражали ей
[770]. В ряде аспектов советская программа «политического просвещения» была подобна военной пропаганде других стран, а цель политического образования была поставлена уже при Временном правительстве. Подобно своим предшественникам, большевики использовали новые средства массовой информации (фильмы, листовки, пропагандистские плакаты) и уже существовавшие учреждения (прежде всего военные) с целью охватить как можно более широкую аудиторию. Их особым вниманием пользовались не узкопропагандистские цели, а более широкие — такие, как грамотность и политическая грамотность, то есть представление о политической ситуации в мире и о месте России в нем. В деле воспитания политической грамотности большевики даже положились на многих людей, работавших еще при Временном правительстве, в том числе беспартийных интеллигентов. Но в политических вопросах стремились к воспитанию классовой сознательности, то есть осознания рабочими и крестьянами своей роли в борьбе против буржуазии. Как решили политработники Красной армии, основанием политического просвещения должен служить «революционный марксизм, который пробудит и организует классовую сознательность и творческую инициативу трудящихся масс»
[771]. Они стремились к созданию нового советского человека, чьи мышление и личные качества были бы фундаментально иными, чем у людей, живших при капитализме.
