Ничего себе! А ведь он говорил что-то о лишении титула…
Благо, вопросов о нашем с магом разладе миссис Ллойд не задавала, хотя не заметить, что температура в доме близка к абсолютному нолю, было сложно. Валлийка оказалась не только замечательной служанкой, но и чудесной женщиной. Необразованной, но очень мудрой и доброй в отличие от своего категоричного в суждениях брата. Почувствовав, что я отмалчиваюсь, она перевела разговор на погоду, потом на Ллавелин, где сейчас жили ее сыновья.
— С мистером Александром росли, — улыбнулась она, раскатывая тесто для пирога, — а старый лорд им всем троим уши драл и науки вбивал тростью. Шалопаи и неслухи… Удерут на реку, а я с ума схожу — тут же и эллиллон, и гвиллион, и какой только нечисти нет… Потом, чтоб я их перед Ричардом… старым лордом, — поправилась она, — чтоб я их перед старым лордом выгородила, цветы мне принесут и стоят в линейку, протягивают. — Миссис Ллойд, на секунду прикрыв глаза, окунулась в воспоминания и вздохнула.
А она красивая, — подумала я. — Даже сейчас, в свои — сколько ей? — пятьдесят? шестьдесят? Иссиня-черные косы короной уложены на голове, мелькающие в них пряди седины кажутся витыми жемчужными нитями. Лицо строгое, с бровями вразлет и орлиным носом, но стоит валлийке улыбнуться, и вся суровость исчезает, на щеках-яблочках проступает густой золотистый румянец, а в темно-карих глазах нет-нет да всплывают смешинки — как у тети Скарлет.
Миссис Ллойд выложила на тесто мясную начинку, защипнула края, смазала пирог взбитым яйцом и отправила его в печь.
— Знаете, я всегда хотела дочку. Косички ей плести, наряжать… Не дал Триединый.
— Зато, наверное, ваш муж рад сыновьям? Он тоже в Ллавелине?
— Я вдова, мисс Хорн. — Кольца, тем не менее, на ее пальце не было. — Идемте, я провожу вас наверх. — Женщина поставила на поднос тарелку с бутербродами, чайник, чашку и пошла впереди.
Сидящий в гостиной маг листал газету и на наше приветствие не обернулся.
— Миссис Ллойд, ваша опека моей гостьи неуместна.
— Я не…
— Именно опекаете, — раздраженно сверкнул угольками глаз Александр, сминая газетный лист. — Чрезмерно. Не переживайте, я ее не съем.
— Я могу идти, мистер Райдер? — спрятав руки под передник, спросила домоправительница.
— Идите. …Да, миссис Ллойд, это был приказ.
«Мистер Райдер болен, но, слава Триединому, его хворь излечима. Все мы — я, мистер и миссис Ллойд — надеемся, что к лету он полностью придет в себя.
Мистер Райдер много старше…»
…четырнадцать лет все-таки.
«…я для него что-то вроде объекта для исследований, сиделки, сопровождающего и заодно партнер для игры в шахматы».
На самом деле в шахматы мы давно уже не играли. Ни в шахматы, ни в вист, ни в лото. И если первые недели игнорирование со стороны мага радовало, то потом стало как-то… тоскливо. Сутками ходить за миссис Ллойд я не могла, это выглядело глупо, да и валлийке резко стало не до меня — она все время была чем-то занята. Я читала, рисовала, спала, бродила по дому, гуляла в саду и отчаянно скучала, вытаптывая на снегу елочки и снежных ангелов.
Александра ощутимо не хватало. Не поцелуев, конечно, хотя и от поцелуев я бы не отказалась, — краснея, призналась я себе. — От поцелуев и, пожалуй, тесных объятий, в которых я чувствовала себя маленькой и слабой. Но это так, глупости и безрассудство. Куда больше мне не хватало его улыбки, голоса и руки, на которую можно опираться, пробираясь через сугробы. Я даже поймала себя на том, что выскакиваю из спальни, когда маг возвращается с прогулки, и спускаюсь вниз, будто за водой или стаканом молока.
— Добрый вечер, мистер Райдер!
— Добрый вечер, мисс Хорн.
И все.
И опять пустой день, среди книг, нот и рисунков.
И чем дальше, тем больше я чувствовала себя виноватой. Если разобраться, он ведь ничего мне не сделал, я сама ему все позволила, а потом мало, что губы разбила, так еще и наговорила гадостей. Все-таки одно дело пощечина, а другое… вот так.
— Мистер Райдер! — тихо позвала я, стоя на последней ступени лестницы.
— Да? — повернул голову маг. Он вернулся полчаса назад — я видела в окно, и теперь, дожидаясь ужина, грелся перед камином.
— Я хочу извиниться за… за… то, что ударила вас.
— Ничего страшного, — улыбнулся мужчина. — Я сам напросился.
— И все же простите…
Маг кивнул и снова уставился в огонь. Под его взглядом языки пламени вытягивались, превращаясь то в скачущего галопом коня, то в расправившего крылья дракона.
Пауза затягивалась.
— Можно, я тоже здесь посижу? — спросила я.
— Сидите, конечно, — пожал плечами Райдер.
За весь вечер он не сказал мне ни слова, лишь пожелал спокойной ночи перед тем, как подняться к себе. И доброго утра, когда я набралась наглости напроситься с ним на прогулку. Поддерживал под руку, поддерживал разговор, но его вежливости — вежливости, на которую два месяца назад я даже не рассчитывала, — мне вдруг стало мало. Хотелось еще тепла, но как вернуть его, я не знала.
Не на шею же магу вешаться, в самом деле… Вдруг оттолкнет? Я тогда умру от стыда…
Да и разве можно так?
С другой стороны, мы ведь уже целовались…
«Мэри, надеюсь, я не очень утомила тебя своим рассказом. Сейчас я запечатаю письмо, и в ближайшие дни оно окажется на почте Ллавелина, а через две-три недели, если не помешает погода, в Эденбурге.
Остаюсь твоей любящей подругой Этансель Хорн.
Целую, обнимаю,
Тини-Любопытный Нос».
10
Снег хрустел под ногами, как корочка подгоревшего пирога. Хруп! Хруп! — если идти по вытоптанной Райдером тропе. Хр-р-руп! — и по колено в заносах, стоило сделать шаг в сторону. Образовавшийся в подмерзшем насте след не осыпался, чернел дырой, а острые сломы верхушки кололи ноги даже сквозь чулки.
На пустошь опускались сумерки. Густо-лиловые тени выползли из сугробов, траурной вуалью укрыли дом, сад, мост, само небо — бледная луна, не исчезающая даже днем, казалась скорбящей. Хоралы эллиллон тянули что-то заунывное, похоронное, вызывающее не восторженную радость, а тошноту и мигрень.
Один в один к моему настроению.
От равнодушия Александра было больно, как от саднящей раны. Ноющей, горящей, незаживающей. Ты стараешься не тревожить ее — кособоко шагаешь, осторожно садишься, осторожно ложишься, но одно-единственное резкое движение,
…длинные пальцы, ласкающие за ужином ножку бокала.
…поворот головы и широкие плечи, к которым нельзя прикасаться.
