— Быстрее, — подтолкнул в спину маг. — Налево.
Свернуть я не успела. Хлопнула дверь, и навстречу выбежала белокурая девушка в темном — траурном? — платье.
— Шон! Наконец-то ты вер… — При виде меня на ее хорошеньком личике ангелочка с бонбоньерки появилось то же брезгливое выражение, что и на портретах. Похожий на розовый бутон ротик скривился, небесно-голубые глаза заледенели, даже ленты на туфельках стали жесткими, будто обломки бритвы. — Это что?
— Это то, что тебя не касается, Шелл. — Когда он проходил мимо девушки, фамильное сходство стало очевидным: тонкая кость, светлые волосы, густые брови на пару оттенков темнее, острые скулы и большие миндалевидные глаза, форме которых позавидовал бы Малый народец. — Иди к себе.
— Это служанка? Зачем ты ее притащил сюда?.. — стуча каблучками, не отставала блондинка. — Шо-о-о-он!.. Ты что, ведешь ее к себе? Это… Это… твоя любовница?!.. — поразилась она. — Тебе мало хиндостанских образин, так ты…
Глаза мага рассерженно сверкнули янтарно-красным:
— Мисс Уилбер, замолчите немедленно! Что за чушь?!.. Где миссис Скай?
— Шьет… — сдулась мисс Шелл.
— Вот и ты займись! …А ты входи, — открыл он третью, начиная от лестницы, дверь и втолкнул меня внутрь.
В зонированной комнате пахло табаком, кожей и специями. Полированные дверцы шкафа отражали тлеющие сломы дымящих, похожих на коричные палочек и угли в камине, мага, раздраженно раздвигающего тяжелые шторы. На низком столе плясали многорукие статуэтки-танцовщицы с голой грудью, задирал хобот — неужели золотой?! — получеловек-полуслон. Пол укрывала тигриная шкура, а над широкой кроватью с множеством подушек висело духовое ружье — я видела такие в каталогах, которые заказывал дядя Чарли.
Маг снял жилет, бросил его на кресло-качалку и повернулся ко мне. Чуточку было успокоившаяся — «Что за чушь, мисс Уилбер?!» — я снова подобралась.
— За мной, — скомандовал маг.
Ванная комната была облицована плиткой с золотым и зеленым орнаментом, по сводчатому потолку, по углам ползли выложенные мозаикой лианы. Маг повернул кран, и по цинку ванны с высокой спинкой застучала мутная вода.
— Что у тебя с глазами? — спросил он.
— Бо… — «Болят, сэр», — хотела сказать я, но недоговаривать побоялась. — Я в них мыло втерла. Сэр.
— Зачем? — шевельнул усами маг. — Впрочем, неважно. Подойди.
Вместо этого я попятилась.
Маг хмыкнул, повернул руку ладонью вверх, сжал ее в кулак, и меня потащило к нему, как на аркане.
— Давай кое-что проясним, — сказал он, скривив губы. — Если бы я хотел тебя убить, я бы убил. Если бы я решил сдать тебя полиции, тебя бы уже повесили. Ты знаешь, что бывает за воровство пяти шиллингов?
Потайные карманы штанов вдруг прохудились, и по теплому полу ванной комнаты застучали монеты. Серебро, медь, бронза скользили по моим ногам, катились, громко звенели…
— Зачем я вам? — прошептала я, глядя на расплывающийся орнамент плитки за мужским плечом.
— Сначала приведем в порядок глаза, — ушел от ответа маг и положил на мои веки большие пальцы. — Терпи.
Яркая вспышка резанула по сетчатке, обожгла, будто в зрачки ткнули раскаленными спицами. Вскрикнув, я забилась, пытаясь вырваться, а спицы жгли, жгли, жгли, прокручивались, проникая все глубже…
— Не надо! Хватит!
Маг, шипя, толкнул меня к стене. Острые ногти на его пальцах оцарапали переносицу, ладони сжали голову так, что казалось, она вот-вот треснет. Боль подгибала колени, окутывала красным туманом, оглушала, давила, заставляла скулить, не позволяла дышать, не позволяла кричать — и вдруг закончилась. Резко, сразу.
Маг отряхнул руки и отпустил меня.
Зажимая рот кулаком, часто дыша, я сползла на пол и забилась в угол. Тело сотрясала крупная дрожь, сердце билось где-то в горле, а осознание, что я снова вижу — и даже лучше, чем раньше! — не радовало, а пугало. Маг не отдал меня полиции, потратил собственную силу на лечение — зачем?! Что ему нужно?!..
Мужчина, не обращая на меня внимания, расстегнул запонки, положил их на край чаши-умывальника — ониксы в оплетке черненого серебра негромко стукнули о фарфор. Маг закатал рукава выше локтя, опустил руки в ванну. Грязная вода, подаваемая из Темзы, забурлила, посветлела, выплеснулась на пол и успокоилась, а вены на мужских руках начали менять цвет, из голубых превращаясь в алые, будто по ним текло жидкое пламя. В комнате стало ощутимо теплее, плитка стен покрылась конденсатом.
Маг вынул руки из воды и вытер их банным полотенцем.
— Мыло, — ткнул он пальцем на резную деревянную коробку, — щетка, расческа, — кивок на полку. — Приведешь себя в порядок — поговорим. — И вышел. Спустя минуту из-за двери донеслось: — Не будешь мыться сама — пришлю слуг!
Ощущение, что меня, как каплуна, готовят к обеду, стало нестерпимым: поймали на птичнике, посадили отдельно… Комната-клетка, а лианы мозаики оплели ее сетью — не вырвешься.
Дверь скрипнула, и я вскочила.
Молоденькая хиндостанка с красной точкой на лбу поклонилась, повесила на крючок для полотенца вешалку с платьем, отдельно белье и, пятясь, исчезла, а я начала раздеваться. Бок и живот — сплошной синяк, испещренный царапинами и волдырями, — опускаясь в горячую воду, я вцепилась в бортики, сдерживая стон. А еще у меня, оказывается, нос разбит… Я заметила это только сейчас, умываясь. Вот откуда металлический запах крови!
Дорогое сандаловое мыло покрыло меня толстым слоем пены. Крепко зажмурившись, я поскребла пальцами голову, потерла ладонями шею, плечи, спину, дважды окунулась и потянулась за полотенцем.
…несколько дней назад, купаясь даже не в тазу — в ведре, которое перед этим пришлось отмывать от угольной пыли, я с тоской мечтала о ванне. Зимой тетя Скарлет ставила ее на кухне, перед большим очагом и, ворча, время от времени подливала кипяток из чайника: «Простынешь…» Когда же я наконец вылезала, меня ждал старый дядин халат, огромный и тяжелый, как судейская мантия, и чашка какао…
Зябко обняв себя руками, я вернулась в комнату мага. Называть ее «спальней» я боялась — так дети надеются, что, если закрыть глаза, бугимен их не тронет.
Уилбер, ослабив галстук, сидел в бамбуковом кресле. Ноги на столе, в пальцах сигара. Глаза мага скользнули по слишком широкому, несмотря на отсутствие корсета, платью, по подолу, из-под которого неприлично выглядывали лодыжки, и остановились на торчащих во все стороны волосах.
— М-да.
Не отрывая от меня взгляда, Уилбер тщательно затушил сигару в серебряной пепельнице, подошел легкой пружинящей походкой.
— Замри, — приказал он, забрав мое лицо в ладони, и решительно прижался к губам, раскрывая их уверенным поцелуем.
Вскрикнув, я уперлась в его грудь, выгнулась, пытаясь увернуться, ударила по плечу, и испуганно затихла, увидев, как на лбу мужчины вздуваются вены, а глаза из карих становятся красными.
