— Чтоб вы сдохли, вражье племя!
и снова все стихло.
Нужный дом они узнали издали, по описанию певичкиной подруги: глухая ограда, увитая глицинией и виноградником, железная калитка и резной почтовый ящик: «Мисс Р. Вайн».
— Откройте, полиция!
…черта с два она признается. Начнет грозить покровителями, отопрется, что выгнала Нолана и понятия не имеет, кто проломил ему голову. А служанка, конечно же, подтвердит ее каждое слово.
…припугнуть?
— Мисс Вайн! Откройте!
…если она вообще дома.
И запах нашатыря сквозь едкую известь канавы. [здесь — хлорная известь. Использовалась для дезинфекции.]
Стоп.
Александр встряхнул головой и стиснул виски зашипевшего от боли констебля, проверяя каждую секунду. Калитка. Холодный влажный металл трясется от ударов кулака.
— Мисс Вайн! Откройте!
…она вообще дома? Может…
Нашатырь. От него зачесалось в носу, но хлор быстро перебил аммиак, и О’Коннор не успел осознать, что почувствовал — просто завоняло сильнее, а потом западный… да, северо-западный, — убедился Александр, отметив направление туманной ряби, — а потом северо-западный ветер понес нашатырь вниз по улице.
Констеблям даже в голову не пришло, что они вспугнули Потрошителя: убийца уничтожил свой запах и исчез. Не порталом, туманом — иначе он нашел бы след, отпечаток следа, память об отпечатке!
— Подсади.
О’Коннор оттолкнулся от сложенных в замок рук Смита, ухватившись за глицинию, подтянулся наверх и перемахнул через ограду.
— Мисс Вайн! Это полиция! — крикнул он, стукнув в темное окно небольшого домика.
Никто не отозвался, дверь была заперта. Майкл обошел дом в поисках черного хода или, если повезет, открытого окна, и громко выругался, обнаружив на заднем дворе укрытое туманным саваном тело.
…а на лице Александра впервые за день мелькнула улыбка.
Есть!
Охотничий инстинкт — первобытный, древний, — толкнул пламя вверх, подсветив глаза алым. По венам потек огонь, от предвкушения сладко заныло в груди; Александр дернул за волосы побледневшего констебля
— Не отводите взгляд!
и, раздувая ноздри, почти принюхиваясь, запустил в голову ирландца щупальца дара, осматривая тонкую пелену тумана вокруг Ребекки Вайн и его густые, плотные клубы, скопившиеся среди высоких флоксов на клумбе.
— Шон! Шон!.. Уилбер, твою мать! Ответь!
— Будь любезен, не напоминай мне о леди Дэмиан, — зашелестели газеты.
— На какое максимальное расстояние ты можешь уйти туманом?
— В идеальных условиях на пару миль, а что? — Шон отложил старую подшивку «Таймс» и заглянул в его сознание. — О. Поздравляю с новым делом. Выходит, в ближайшие дни ты будешь занят?
- По горло, — пробормотал Александр, отпустив констебля. Отмерил на карте Уайтчепела две мили. — Извинись за меня перед Шелл и контурами, которым я еще не представлен.
— Я не дома, с Шелл разговаривай сам.
— Уилбер, это твоя сестра.
— И твоя невеста. Кстати, ты уже выбрал день свадьбы?..
Александр дернул щекой и оборвал связь.
— Можете идти, — посмотрел он через плечо на сглатывающего тошноту констебля. — Вы мне очень помогли, мистер О’Коннор.
Тот кивнул и встал, держась за стену, пошел к двери. На висках ирландца багровели ожоги.
— Возьмите выходной, я прослежу, чтобы он был оплачен.
О’Коннор обернулся, хотел было что-то сказать, но вместо этого, зажав рот ладонью, выскочил из кабинета. Александр покачал головой, коротким движением пальцев захлопнул дверь и вернулся к разложенной на столе карте, испещренной пометками Эбберлайна.
Уайтчепел, зажатый между Спиталфилдс и Тауэром, спускался к приходу Святого Георгия; отложенные от Ромфорд-Стрит две мили пришлись как раз на середину реки. Значит, Потрошителя могли видеть в доках.
— Почему ты так думаешь? — скользнуло по затылку кубиком льда.
— Смотрите, Ваше Величество, — сказал Александр, демонстрируя исчезающую с туманом Риан. Эллиллон хватало тонкой нити, легчайшего облачка, чтобы пересечь пустоши из конца в конец. — А это Шон, — показал он Уилбера, входящего в плотную мглу у берегов Ганга. — В Уилбере одна восьмая Старой крови, но туман ему почти неподвластен. Как и Потрошителю — иначе он исчез бы, не отходя от тела мисс Вайн. Вместо этого убийца побежал к ограде, где туман гуще — я нашел отпечаток его каблука в цветнике. Разбавленная кровь не позволила бы ему уйти на север, против ветра, а значит, Потрошитель вышел в доках. — Александр обвел пальцем территорию в три квадратных мили. — Вот тут, у Санта-Катарины. Не выше, на прилегающих улицах его бы заметили и запомнили. А в доках вечная толчея, никто не станет присматриваться к выпавшему из тумана полукровке.
— Неплохо, — согласилась Королева. — Как ты собираешься искать его?
— По запаху нашатыря. Он резкий, кто-то должен был унюхать.
— Ты… — Леди Элизабет вдруг осеклась на полуслове. — Ты собираешься считывать весь район, Александр? Ты уже делал что-то подобное?
Прежде — нет.
— Это займет несколько недель, но ничего лучше я придумать не могу. У нас нет ни описания убийцы, ни критериев выбора жертв — только то, что в Потрошителе Старая кровь, он пахнет нашатырем и вскрывает тела с хирургической точностью.
— Покажи мне фотографии убитых.
Александр молча разложил одиннадцать фотокарточек в ряд.
Леди Элизабет надолго замолчала, рассматривая женщин глазами мага. Когда же Она заговорила, от эманаций Ее ярости с ладоней Александра посыпался иней.
— Ему нравится то, что он делает, нравится убивать — я чувствую его удовольствие и радость от прироста силы. — Иней перекинулся на стол, серебря столешницу, пополз по дереву. Добрался до графина, и вода покрылась тонкой корочкой льда. — Александр, найди эту тварь и приведи его ко мне. Я хочу, чтобы Потрошитель испытал то же самое, что эти несчастные. У тебя месяц.
— А потом, Дадли, ты избавишь меня от Райдера. У герцога десятая степень потенциала, у Потрошителя минимум шестая, они стоят друг друга. Добей того, кто выживет. Надеюсь, ты будешь успешнее, чем его кузен в Хиндостане.
9
Ландонские доки начинались у Тауэра и тянулись вниз по течению на тридцать пять миль, напоминая огромный растревоженный муравейник. Поднимались и уходили баржи, разгружались клиперы, расправляли паруса покидающие верфи бригантины. Разноголосые крики, глухие удары о деревянный настил, пароходные гудки и рынды было слышно за милю даже по ночам — работа не прекращалась ни на минуту, с той лишь разницей, что солнце заменяли фонари, а в конторах приказчиков загорались свечи.