Молодая makada убрала платок и взбила светлые локоны, разгладила ленты на платье. Все складывалось превосходно и вместе с тем отвратительно. Александра раздражали не только советы — а ведь Шелл так много знала и слышала! — но даже замечания, выходящие за рамки сплетен: «Мисс Уилбер, достаточно». И черт бы с ним, ей не впервой прикидываться дурой, но стоило Шелл замолчать, как маг забывал о ней, думая о своем и провожая глазами рыжеволосых девиц.
Это было унизительно.
Унизительно настолько, что начинало тошнить.
Шелл выдавливала улыбку, расправляла кружева, делала вид, что рассматривает цветы, альбомы, сервировку, хиндостанские шали в магазинчике Камден-Пассажа, — и до крови прокусывала губу, чтобы не повернуться к Александру и не закричать: «Я здесь! Я не пустое место! Не хочешь разговаривать — молчи, но почему ты даже не смотришь на меня?!»
И чем дальше, тем отчетливее он давал понять, какой должна быть леди Райдер: красивой, тихой, мягкотелой, не имеющей собственного мнения, не высовывающейся без разрешения из дома и покорно глотающей как дурное расположение духа герцога, так и его измены. Он уже сейчас не дал себе труда скрывать, что увлечен другой — makada чувствовала это не только Кровью, но и интуицией ненужной женщины. А когда Шон и Райдер на полуслове оборвали разговор, одновременно повернувшись к вульгарно-рыжей продавщице, угадала и соперницу: девчонка, которую братец притащил зимой, а на следующий день увез — теперь понятно, что в Уэльс, — Шелл видела налипшие на конские бока лепестки вереска.
Бродяжка, вшивая нищенка Райдеру дороже, чем сестра его друга!
Нет, Шелл не питала иллюзий относительно брака, — но и не того ждала пять с лишним лет. Чтобы стать чьей-то комнатной собачонкой, можно было вообще не ждать!
К концу лета у венчания с Александром осталось единственное преимущество — надежда, что однажды его все-таки вынудят выступить против леди Элизабет, и тогда Шон расшибется в лепешку, чтобы стать не только шурином Короля, но и братом Королевы. Главное, не умереть от старости прежде, чем это случится.
…смерть прошла совсем рядом. — Пальцы задрожали, и с пуховки на стол посыпалась блестящая жемчужная пудра. Шелл часто задышала, вспоминая пережитый ужас и жгучую боль, струпья, бинты на лице и жесткую трубку воздуховода в поврежденном горле — «Идиотка, дал же Вишну сестру… Терпи!»
Makada положила пуховку и стиснула вместе ладони, усилием воли заставляя себя успокоиться. Если Райдер считает, что случившееся сойдет ему с рук, то сильно ошибается. Шесть лет ожидания, три месяца пренебрежения, шрамы, из-за которых ей до старости придется использовать пудру — Старая Кровь конфликтует с человеческой магией, мешая окончательному исцелению, — все это стоит куда дороже подаренного на помолвку перстня. Завтра Шон объявит о разрыве, но сегодня она еще в праве воспользоваться привилегиями невесты Александра и прогуляться в саду Ее Величества.
Королева будет счастлива узнать, что у непробиваемого герцога Райдера появилась очаровательная слабость в виде милой его сердцу потаскушки.
15
— Кэтрин, Саманта, Элизабет, Энджел. — Девицы, чьи имена неторопливо проговаривала Сьюзан, делали шаг вперед и книксен, демонстрируя низкие вырезы и разрезы. — Лора. Тэрри и Маргарет, сестры. Ферн, если предпочитаете ши, она из луговых фей. Элис, Мадлен и Ребекка, новенькие. Молодые, рыжие и кудрявые, как вы и просили, мистер Уилбер.
Всех оттенков рыжего и ни одного подходящего — маг дважды прошел вдоль ряда, прежде чем указал на пухлощекую ирландку с влажными карими глазами, растрепанной косой и полной грудью, приподнятой корсетом.
— Тэрри. Прекрасный выбор, мистер Уилбер, — играя бархатистыми оттенками в голосе, мурлыкнула Сьюзан. — Ваш ключ. …Хорошей ночи, сагиб.
Шон кивнул и поднялся на второй этаж дешевого борделя, взглянув на номер, отпер пятую в длинном ряду дверь. За спиной часто дышала запыхавшаяся на лестнице …«леди».
— Входи.
Внутри было темно и душно. Шон брезгливо обошел широкую кровать, накрытую бордовым покрывалом, разбросанные по полу подушки, кальян и сел в кресло. Толстая стеариновая свеча зажглась по резкому движению пальцев.
— Вы такой красавчик, мистер, — бойко застучала каблуками девица. — И маг… А вы правда Гончий? — спросила она, опускаясь на подлокотник и предлагая рассмотреть во всех подробностях напомаженную грудь. Горячая влажная рука скользнула по плечу, коснулась шеи, и Шон, застрекотав, столкнул проститутку на ковер.
Увидев красные от бетеля клыки, девчонка ойкнула и побледнела.
— Умолкни, — тихо приказал makada. — И умойся.
Без толстого слоя краски девушка выглядела совсем юной. Густые ресницы слиплись, будто она вот-вот собиралась заплакать, к щекам прилипли длинные пряди намокших волос. На маленьком вздернутом носике золотились веснушки.
…а ниже — красный с черным атлас корсета, выпадающие из-за кромки соски и вульгарная юбка в бантах и оборках.
Шон кивком подозвал девушку и указал на пол перед креслом:
— Работай. — Запустил руку в волосы, направляя и задавая ритм, и опустил веки, представляя другую.
Тини Хорн, — сладкий ломтик манго на языке.
Ти-ни-Хорн, — перезвон колокольчиков танцовщицы катхак.
Тини Хо-орн, — горячий вздох ветра, несущий розовые лепестки, маленькая Лакшми, дрожащая в его руках — «Делайте что хотите…»
Перед глазами замелькали яркие картинки желаемого, и от приближающегося оргазма зазвенело в ушах. Шон зашипел, стиснул затылок проститутки, заставляя брать глубже. Стоящая на коленях девка протестующе замычала, получила оплеуху и затихла, покорно глотая слезы и семя.
Разрядка была болезненно-острой, но вместо облегчения накатила распирающая злость, словно его поманили старым бургундским, а перед самым глотком заменили вино на дешевое пойло. Опять не та, — пинком оттолкнул makada использованную шлюху. — Не та, не так, не здесь! Не в этой дыре, пропахшей клопами и похотью.
…на пустоши.
Свистящий вересковый ветер гнал высокий туман, превращая гребни холмов в острова. Волны мглы захлестывали ноги, пенились флером, взлетали у мола границы соленым прибоем. Луны не было, не было звезд, и только фонарь маяком над входом коттеджа.
К Вирджинии тянуло так, что хотелось выть. Видеть ее, слышать, прикасаться, вдыхать исходящий от волос сладкий запах цветочного мыла стало потребностью, медленно сводящей с ума. Потребностью, которую не удавалось удовлетворить — Тини Хорн не подпускала к себе, а стоило надавить, заливалась слезами, превращаясь из полной достоинства маленькой женщины в запуганного зверька.
Это раздражало и возбуждало одновременно.
Шон привык к тому, что вызывает страх. К расширенным глазам, к скрещенным на груди рукам, к шепоту в спину и заиканию, едва он поворачивался — внешность располагала. Кровь makada располагала, и чужой страх пьянил, а ужас малышки Тини будил в нем хищника. Безответная, красивая, слабая — само искушение, с которым надоело бороться.
