Рванул сорочку, раздвинул бедра, рывком согнул мою ногу в колене — «Райдер будет рад, если я тебя обломаю» — и от распирающего толчка почернело в глазах:
— Нет-нет-нет-нет-НЕ-Е…!
Ллойды не услышали.
Никто не услышал, лишь резной Дракон на стене горбом выгнул спину, осыпая побелку. Захлебнувшись криком, я смотрела на чешуйчатые кольца и с каждым скрипом кровати хватала воздух, пахнущий сажей — словно это Ист-Энд пришел за мной.
Сажа. Дым. Паровозная смазка и крепкий виски, горячие руки, мнущие грудь. Жадный рот на губах и на шее. Тесные объятия, в которых не шевельнуться: «Далеко убежала?» Щипки, нагота, тошнота, заскорузлые пальцы — от них пытаешься закрыться, но после пощечины терпишь саднящую пытку, глотая слезы и молясь, чтобы Ему не хватило денег: «Пять фунтов? Чего так дорого?»
— Мама… Мамочка…
Комната кружилась. Сознание то пропадало, то снова швыряло меня под насильника, выхватывая из темноты его хриплое дыхание, янтарные глаза и горящую золотом метку на шее. И движения на фоне провала окна. Частые, ритмичные, сильные, сталкивающие на самое дно: «Большего ты не достойна».
«Я всегда тебя найду».
«Ты же не думала, что все будет просто?»
Далеко смогла убежать, Тини Хорн?..
В одно из просветлений я поняла, что в спальне, кроме меня и Дракона, никого не осталось. Ночной ветер шумел в каштанах, теребил складки штор, холодил заплаканное лицо и голые ноги. По бедрам стекало липкое.
Накатившая тошнота согнула пополам. Я упала на колени перед жаровней, вцепилась в обводы, выплакивая свое унижение и отвращение. Руки дрожали, желудок сводило от острых позывов, но ком в горле не проходил. Только слюна — едкая, горькая… И ослепительно пульсирующая под ребрами боль, будто палач из Тауэра решил наживую обуглить мне сердце.
Если Уилбер снова это сделает — я умру, — прижалась лбом к холодному металлу. — Просто умру. Я больше не могу, я устала — от всего устала. От лжи, от жестокости, от мертвого сада, от грязи, в которую раз за разом макают меня с головой. От боли и несправедливости… Почему все так, как есть, Господи? Почему нет мамы и папы, но есть Арчер? Почему умерли дядя и тетя, но живут и здравствуют такие, как Уилбер? Как Джереми Булл, издевавшийся просто потому, что сильнее?.. За что мне все это, Господи? Где я ошиблась, чем я Тебя прогневила? Если я согрешила — дай знак, как искупить и загладить вину, потому что больше я так не могу…
— Не могу!..
Бумажное распятие молчало. Лунный свет обрамлял скорбный лик, чернил терновый венец и корабельные гвозди в ладонях. Глубоко в Ране засел обломок копья. «Господь терпел, Тини».
За спиной зашуршало, и я судорожно сжалась: он?!.. Медленно обернулась, исподлобья оглядывая комнату: кресло, приоткрытый шкаф, измятую постель, трюмо… Шуршали сухоцветы в глиняной вазе — полуночный ветер трепал наброшенную на зеркало шаль, и ее длинные кисти сбивали лепестки тысячелистника.
Клетчатая шерсть в темноте казалась траурной, будто в доме покойник.
…Джейн! — Жар из солнечного сплетения волной прошел по телу, высушил слезы и до кровящих трещинок губы. — Джейн, мистер Мартин!.. Если Уилбер принудил меня, то что сделал с ними?! Я ведь кричала, а они… они…
— Боже мой…
От страшных мыслей стало дурно. Вскочив на ноги, я рванула засов, толкнула дверь, но та даже не шелохнулась. Заперто. Снаружи заперто!.. Зачем? Чтобы опять? Чтобы еще раз?!..
— Джейн! — заколотила я по окованному бронзой дереву. — Джейн! Мистер Мартин! Джейн!
В доме стояла мертвая тишина.
Господи, только не Ллойды! Пожалуйста, только не они! — Сбивчиво дыша, я попятилась вглубь спальни, распахнула шкаф, переворошила белье, разыскивая серебряные шпильки, подаренные мистером Мартином. В замочную скважину удалось попасть только с третьей попытки — так тряслись руки. Я заталкивала выпрямленную шпильку внутрь, поднимала штифты и, плача, молилась, чтобы это был простой запор, а не заклятие:
— Пожалуйста… Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Ну открывайся!
Дверь скрипнула и выпустила меня в коридор. Я вытерла слезы, оскальзываясь на половицах, бросилась вниз.
— Джейн!
Миновала нишу с доспехами, гостиную, налетев на кресло, свернула к черному ходу. До кухни оставалось не больше пары ярдов, когда чья-то жесткая рука обхватила мою талию, а грязная мозолистая ладонь заткнула рот, не позволяя не только кричать, но и дышать.
Пол ушел из-под ног. Замычав, я вцепилась в заскорузлые пальцы, не глядя, лягнула, но он только засмеялся, тесно прижимая меня к себе. Надавил на подбородок, заставляя запрокинуть голову, и глотать стало больно.
— Не бойся, это я.
В темноте загорелись два красных уголька. Багровые отблески упали на заросшее щетиной лицо, на длинные растрепанные волосы, на воротник холщовой куртки и шейный платок, скрепленный булавкой; с ее застежки на меня смотрел дракон Райдеров.
— Алекс? — не веря, прошептала я. — Ты… здесь?..
Маг улыбнулся и, наклонившись, поцеловал меня в губы. Его горячая рука погладила щеку, а потом снова закрыла мне рот.
— Здесь. Не шуми, Этансель.
Здесь?..
Все это время он был здесь и позволил… позволил? Разрешил ему?.. Просто слушал?!.. И отослал Ллойдов, чтобы не помешали! У него ведь невеста, зачем теперь я! — Шок осознания оглушил — «Или мы девок не делили?» — и следом накатил липкий ужас: почему он меня держит?! Зачем меня заперли?! Что происходит?!..
В легких захрипело, заклокотало, подогнулись колени, рвущийся наружу крик вспорол гортань и застрял между пальцами Райдера — он стиснул меня так, что хрустнули ребра. Со стороны черного хода послышался лязг. Маг, как котенка, подхватил меня под грудью и шагнул на середину гостиной, встречая Уилбера у лестницы.
…не Уилбера.
Вообще не человека — размытый силуэт вплыл в густых клубах тумана, поваливших из кухни. Фигуру незнакомца скрадывал плащ, лицо — низко опущенный капюшон; в тени старомодного бархата были видны только зеленые зрачки, растянутые по вертикали. Смотрели они прямо на меня.
Недолго. Два удара сердца, может быть, три, но этого хватило, чтобы перед глазами замелькали инкрустированные черепами обрывы, сломанные мачты внизу, острые рифы и раздувшиеся от солнца утопленники. И заколки из обкусанных — морем? — фаланг. Я заскулила и вжалась в Александра: не отдавай меня! Не отдавай, ты обещал!..
— Она тебя не получит, — пророкотало в голове. — Не плачь, мышонок. — Пальцы Райдера осторожно тронули веки, и только тогда я поняла, что беззвучно рыдаю, прячась в объятиях мага.
— Не смотри на нее.
Не смотреть — я зажмурилась — было еще хуже, чем видеть. Расходящийся по дому туман лизал кожу холодными языками, будто бы мы были на болоте, а не в коттедже. Со всех сторон слышались шорохи, шелесты, вздохи, протяжные стоны и заливистый смех, топот маленьких ног и прокуренный кашель:
