Зеркальная могила
Лу
Среди усыпальниц я нашла семейный склеп рода Трамбле.
Никогда прежде я так не надеялась, что ошиблась, – и никогда прежде мне не было так тошно. Как и в других гробницах, вдоль полок стояли черепа. Я никогда не понимала этого обычая. Ведьмы своих мертвецов не обезглавливали. Интересно, умершему отрезали голову до или после разложения? Или… или во время бальзамирования? И кто вообще этим занимался? Явно не родственники. У меня внутри все скрутило от мысли о том, каково распиливать кости любимого человека, и я решила, что на самом деле не так уж мне интересно все это знать.
Я шла все дальше, и ноги наливались свинцом все тяжелей. Наконец – наконец-то – я обнаружила ее имя, выгравированное на красивом гробу из розового дерева.
ФИЛИППА АЛЛУЭТТА ТРАМБЛЕ
Возлюбленная дочь и сестра
– Селия? Ты здесь?
Ответа не было.
Что ж, по крайней мере, череп Филиппы пока не выставили на всеобщее обозрение.
Я поднапряглась и потянула крышку гроба, но та не поддалась. Спустя несколько минут тщетных усилий я выдохнула:
– Не знаю, слышишь ли ты меня, и очень надеюсь, что тебя там нет, – в таком случае приношу твоей сестре свои глубочайшие извинения, – но у меня ничего не выходит. Эта чертова крышка слишком тяжелая. Придется снимать ее колдовством.
Камешек проскочил по земле у меня за спиной, и я резко обернулась, вскинув руки.
– Ансель? – я тут же опустила их и разинула рот. – Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел?
Он изумленно смотрел на черепа.
– Когда остальные ушли, я снова подергал люк. У меня была одна догадка. – Ансель робко улыбнулся мне. – Я знал, что после истории с Коко ты будешь колдовать осторожнее, использовать лишь те узоры, которые сможешь спокойно поддерживать, и запечатать люк только для Рида… мне показалось, это проще, чем закрыть его от всех или навсегда. И я был прав. Люк открылся, и я пошел по первому туннелю. Он привел меня прямо сюда.
– Быть не может. – Я недоверчиво уставилась на него. – Тот туннель ведет в тупик. Ты, наверное, в темноте перепутал. А где остальные?
– Пошли через вход на кладбище.
– Через вход на кладбище. – Я инстинктивно отпустила узор, который опутывал мое сердце, и вся моя любовь к Риду, все отчаяние и страх захлестнули меня волной, сбивая с толку. Волна была так сильна, что я едва устояла на ногах. – Вот черт. Рид?..
Ансель беспомощно пожал плечами.
– Не знаю. Он велел мне остаться, но я… не смог. Я должен был хоть как-то тебе помочь. Не злись, пожалуйста.
– Не злись? Да я вовсе не… – Внезапная, страшная мысль тисками сдавила мне горло. Но нет. Чушь, все это полная чушь. Я потрясла головой, посмеиваясь над тем, как абсурдна и бредова была эта мысль. Анселю – и самой себе – я сказала: – Нет, нет, нет. Я не злюсь.
«Нет, нет, нет», – вторил мой внутренний голос снова и снова, вцепившись в заветное слово, как в талисман.
Я широко улыбнулась, взяла Анселя под руку и подтащила к себе.
– Волноваться совершенно не о чем. Но мне все же кажется, что Рид, учитывая обстоятельства, мог быть прав. Лучше тебе вернуться в таверну и подождать…
Ансель отпрянул и обиженно сверкнул глазами.
– Уже почти полночь, а Селию ты так и не нашла. Я могу помочь.
– Вообще-то, возможно, нашла…
– Но где она? – Он оглянулся на черепа и гробы, тревожно хмурясь. – Она жива?
– Полагаю, что да, но мне сложновато…
– Я могу помочь чем угодно.
– Нет, думаю, тебе стоит…
– В чем дело? – Ансель повысил тон. – Думаешь, я не справлюсь?
– Ты же знаешь, я не об этом…
– Тогда что не так? Я ведь правда могу помочь. И очень хочу.
– Знаю, но…
– Я вовсе не ребенок, Лу, и мне до смерти надоело, что все со мной обращаются как с ребенком! Мне уже почти семнадцать! На год больше, чем было тебе, когда ты целое королевство спасла…
– Когда я сбежала, – отрезала я, теряя терпение. – Ансель, я просто сбежала и сейчас прошу тебя о том же…
– Почему? – выпалил Ансель, всплеснув руками. Щеки у него порозовели, глаза заблестели. – Ты мне однажды сказала, что я вовсе не никчемный, но я до сих пор не верю в это. Сражаться я не умею, колдовать тоже. Позволь мне доказать, что я вообще хоть что-то могу…
Я громко выругалась.
– Да сколько раз можно повторять, Ансель? Тебе совершенно ничего не нужно мне доказывать!
– Тогда позволь мне доказать это самому себе. – Голос Анселя надорвался. Он сморщился, опустил взгляд и уставился на свои руки. – Пожалуйста.
При виде этого у меня заболело сердце. Ансель и правда считал себя никчемным. Не просто считал – он искренне верил в это до глубины души, а я… ничего не могла поделать. Только не сейчас, когда на кону стояла его жизнь. Возможно, для целого мира он значил не так уж много, но для меня… Для меня он был совершенно бесценен. И если есть хоть малый риск…
«Мужчина, близкий твоему сердцу, умрет».
Я возненавидела себя за то, что собиралась сделать.
– Ты прав, Ансель, – проговорила я. Холодно, жестко. Потому что знала – если сказать правду, он заартачится. Не пожелает уйти. Нужно было ранить его так больно, чтобы он просто не захотел, не сумел остаться. Я кивнула и скрестила руки на груди. – Ты хочешь услышать правду? Ладно. Все верно. Ты ломаешь все, к чему прикасаешься. Ты не в состоянии даже ходить нормально, не спотыкаясь на ровном месте, что уж там мечом махать. Как ты можешь спасти женщину, если даже просто поговорить с ней не способен, не покраснев до ушей? Серьезно, ты настолько беспомощен, что на тебя просто жалко смотреть.
С каждым словом Ансель все больше съеживался. В глазах его заблестели слезы, но я еще не закончила.
– Ты твердишь, что не ребенок, Ансель, но это так и есть. Ты и есть ребенок. Маленький мальчик, который нарядился в костюмчик с чужого плеча и пытается играть во взрослую жизнь. Мы взяли тебя с собой смеху ради, но время для игр прошло. Сейчас девушке грозит беда – равно как и мне, – и мы не можем позволить тебе все испортить. Извини.
Побледнев как мел, Ансель молчал.
– А теперь, – проговорила я, заставляя себя продолжать, заставляя себя дышать, – ты развернешься и отправишься назад в туннель. Вернешься в таверну и будешь прятаться у себя комнате, пока беда не минует. Тебе всё ясно?
