Я застыла и уставилась на него.
Маска у Клода была в виде черепа.
Клод все что-то болтал про Госпожу Фортуну и очень радовался, когда Ля-Вуазен огрызалась в ответ, но Рид заметил, что во мне что-то переменилось.
– В чем дело? – спросил он.
Похолодевшими пальцами я потянулась в сапог, и улыбка Рида дрогнула.
– Что ты?..
Не говоря ни слова, я протянула ему листки бумаги, которые после купания поспешно спрятала обратно. Нахмурившись, Рид их взял. Я наблюдала, как он читает.
Прелестная куколка, хрупкий фарфор
И локоны ночи черней,
Слезами зелеными плачет одна
В гробу взаперти много дней.
Прелестная куколка, хрупкий фарфор,
Томится в темнице своей,
В зеркальной могиле бедняжка лежит
И в маске из белых костей.
– Не понимаю. – Рид удивленно посмотрел на меня, а Клод наконец замолк.
Он подошел к Риду и прочел строки.
– Мы до сих пор не знаем, что все это значит…
– Маска из белых костей, – прошептала я. – La Mascarade des Crânes. Это точно не совпадение.
– Что не совпадение? – Рид взял мое лицо в ладони. Бумага упала на грязный пол. – Это же просто бессмыслица, Лу. Мы прибыли на похороны Архиепископа, и Морганы там…
– Боже. – Клод наклонился поднять записки и потрясенно вгляделся в написанное. – Кошка, воистину.
Рид обернулся к нему, но в дверь «Левиафана» вдруг постучали. Я нахмурилась и отправилась открывать, но Рид поймал меня за локоть и остановил. Оправив пальто, вместо меня дверь открыл Клод. На пороге стояла маленькая незнакомая мне девочка.
– Это вам, мадемуазель, – сказала она, сунула мне в ладонь третий листок и убежала прочь. Я с опаской развернула его, чувствуя, как внутри зреет ужас.
Прелестная куколка, хрупкий фарфор,
Сердечко я вырежу ей
И съем его в полночь, когда выйдет срок, –
Спасти ее прежде успей.
Maman
Дрожащими пальцами я протянула записку Риду. Он быстро прочел ее, бледнея, и бросился следом за девочкой. Блез, рыча, кинулся за ним.
– Боже, – повторил Клод, беря у меня записку. Он покачал головой, читая ее, затем перечитал снова и снова. – Боже, боже, боже. Кто же эта бедняжка? Эта… фарфоровая куколка?
Я в ужасе уставилась на него.
Да. Мы трактовали смысл записок неверно.
Клод явно не понял, почему я не говорю ни слова, и утешительно похлопал меня по плечу.
– Не тревожься, моя милая. Мы раскроем эту тайну. Похоже, главные подсказки о ее личности кроются в первой записке…
– Что происходит? – Коко подошла к нам, а с ней и Ансель. Она взяла у Клода записку, прочла текст, отдала ее Лиане, а та – Террансу. Ля-Вуазен стояла позади них и с непроницаемым лицом наблюдала за происходящим. Николина, как всегда, улыбалась.
– Возможно, фарфор – это описание ее кожи? – размышлял Клод, поглаживая бороду. – Кукольные черты? Волосы черные, здесь все ясно, но…
– Зеленые слезы? – фыркнул Терранс. – Такого не бывает.
– Это образное выражение, – сказала Исме, закатив глаза. – Зеленый цвет – символ зависти и ревности.
О нет.
Я взяла у Исме записку, перечитывая строки и лихорадочно размышляя – надеясь, молясь, что ошиблась. Но нет. Все было очевидно. Фарфоровая кожа. Черные волосы. Слезы ревности. Плачет одна… Даже чертов гроб вписывался в догадку. Ну как же мы не поняли? Что мы за дураки такие?
Но последняя строка… О съеденном сердце…
Чувствуя приступ тошноты, я оглянулась на Ля-Вуазен и Николину, но тут рядом со мной вновь возник раскрасневшийся и запыхавшийся Рид, и я сбилась с мысли.
– Она исчезла. Просто… испарилась.
– Ну разумеется, – горько пробормотала Коко. – Моргана не позволила бы ей остаться поиграть.
– Кого похитили? – спросил Блез хрипло и настойчиво. – Кто эта девушка?
У дверей послышалась возня, и в комнату, держа Бо за воротник, ворвался Жан-Люк. Безумным взглядом он посмотрел на меня и Рида и решительно двинулся к нам.
– Рид! Где она? Где?
«Когда она узнала, что он натворил, то чуть не умерла. Она уже несколько недель – недель! – не выходит на люди, и все лишь из-за каких-то неуместных чувств к нему».
Ощутив, как немеют губы, я смяла записку в кулаке и глубоко вздохнула, готовясь к боли, которая ждала впереди. Я знала, что увижу ее в глазах Рида, теперь таких уязвимых и непривычно беззащитных. Мне захотелось себя пнуть. Я ведь сама уговорила его перестать скрывать свои чувства, дать им волю. И вот теперь он так и поступит. Только сейчас мне не хотелось это видеть.
А моя мать прекрасно знала, как лучше всего нас обыграть.
Но я все равно обернулась к нему.
– Селия, Рид. Она похитила Селию.
Видение Коко
Лу
Я до самой смерти не забуду взгляд Рида.
Неверие.
Ужас.
Гнев.
И в этот миг я ясно и отчетливо поняла, что спасу Селию любой ценой.
Я бродила туда-сюда у окна, Рид стоял у дверей, и все в нашей разношерстной команде переводили взгляды с него на меня. Не обращая ни малейшего внимания на стулья, Клод уселся на пол возле прилавка и скрестил ноги, будто бы вознамерился остаться здесь надолго. Вот только времени сидеть без дела у нас не было. Отсчет уже пошел. «…Сердечко я вырежу ей и съем его в полночь, когда выйдет срок, – спасти ее прежде успей».
Рид смотрел на свои руки – потрясенный и неподвижный.
– Она пытается вас выманить, – настаивал Бо. – Не поддавайтесь.
– Она убьет Селию, – прорычал Жан-Люк.
Он все еще сжимал в пальцах записки, которые я ему отдала. Когда мсье Трамбле наконец сознался, что все эти недели Селия не провела в добровольном уединении, а была похищена, Жан-Люк обыскал всю Восточную сторону, чтобы найти нас после похорон. Очень повезло, что Бо решил выйти на улицу, иначе Жан-Люк, быть может, никогда бы нас не нашел. Это была бы трагедия.
– Нужно ее спасти!
– Тебе слова не давали, охотник. – Глаза Ля-Вуазен недобро сверкнули. – Не стоит заблуждаться – я могу вырезать тебе язык, и твой священный нож тебя не спасет.
– Каков на вкус он: горек, солон, сладок? – Николина подалась вперед и облизнулась. – Живьем с него лицо содрать бы надо!
