В руке Огинского откуда ни возьмись возникла шпага. С виду металлическая, но при этом мерцавшая то красным, то синим цветом — прямо как сабля у одного из моих конвоиров на недавнем суде.
Вскинув оружие, Сергей Казимирович картинно мне им отсалютовал:
— Имею честь атаковать вас, сударь!
Клинок в руке противника был вдвое длиннее моего, и едва ли бы я сумел парировать удар, но Огинский, похоже, для начала специально скрестил шпагу с моим вакидзаси — и хваленный японский меч разом исчез, рассыпавшись фонтаном белых искр. Я поспешно попытался призвать его снова — но техника не сработала.
А Сергей Казимирович уже примерился для нового удара, противопоставить которому мне было уже нечего.
На этот раз я заставил себя не зажмуриться — и поэтому собственным глазами увидел, как опускающуюся на меня шпагу отбило в сторону пылающее лезвие. Я ошеломленно проследил взглядом вдоль невесть откуда взявшегося оружия. То явилось не само по себе — рукоять сжимали чьи-то пальцы. Я скосил глаза сильнее: пальцы принадлежали Ясухару.
— Ты… откуда взялся? — недоуменно выговорил я.
— Что значит откуда, сэнсэй? — бросил японец, парируя новый удар по-быстрому развернувшегося к нему Огинского. — Ты же сам нас позвал!
— Позвал? Вас?!
— Атакуй, Тоётоми, я прикрою! — голос принадлежал Воронцовой — та стояла за спиной японца, держа щит.
— Принято! — кивнул самурай.
Так, насчет «нас» кое-то прояснилось. А что в отношении «позвал»?
«Это я взял на себя смелость — от вашего имени, сударь, — принес ответ Фу. — Как в прошлый раз, из подвала. Тропинка была уже протоптана, и я сумел прорваться, несмотря на наложенный блок. Прошу простить, что действовал без позволения, но вы же сами потребовали что-нибудь придумать…»
Тем временем, Ясухару уверенно перешел в атаку, и под его яростным напором Огинский малость отступил. Тоётоми бросился теснить его и дальше, а Милана смогла приблизиться ко мне.
— Не поделишься маной, молодой князь? — проговорила она, опускаясь рядом со мной на колени — иначе до меня, лежащего, ей было не дотянуться. — Как тогда, в Питере? Мой щит пока держит, но это ненадолго!
— Бери! — едва ли не из последних сил приподнял я руку и вцепился пальцами в ладонь Воронцовой. Хотя нет, не из последних: еще меня хватило, чтобы отменить Зеркало — а вот дальше за происходящим я уже мог только пассивно наблюдать.
Шоу, впрочем, не затянулось. Пару раз ткнувшись в выставленный Воронцовой щит и убедившись, что так просто тот не пробить — моя мана, сложившись с силой Миланы, сработали на совесть — Огинский резко разорвал дистанцию с самураем. В тот же миг позади Сергея Казимировича появился серебристый прямоугольник портала, куда тот и ввалился спиной вперед. Ясухару с воинственным криком бросился было следом, но астральная калитка уже захлопнулась.
— Уф-ф, — выдохнул Тоётоми, пряча катану. — Что это был за тип? — повернулся японец к нам с Миланой.
— Приемный папаша нашего молодого князя, — хмыкнула Воронцова, мягко высвобождая свою руку из моей.
— Семейные неурядицы? — участливо поинтересовался японец.
— Типа того, — прохрипел я. — Там Надя, — показал затем глазами на тело девушки на полу. — В смысле, Надежда Александровна… Она, кажется, ранена…
— Я посмотрю, — вызвалась Милана.
Выпрямившись, она подошла к лежавшей ничком девушке, аккуратно тронула ту за плечо, затем, нахмурившись, взялась уже обеими руками и рывком перевернула Морозову на спину.
— Она не ранена, — негромко проговорила Воронцова через несколько секунд. — Она мертва.
— Что?!
Неведомая сила подорвала меня с пола и перебросила к Наде. Серо-голубые глаза Морозовой — сейчас почему-то казавшиеся темно-синими — были широко распахнуты. Я заглянул в них — и не увидел в направленном сквозь меня застывшем взгляде ничего, кроме всепоглощающей Пустоты.
ЭПИЛОГ
которым, впрочем, книга не заканчивается
— Я не желал такого исхода… — проговорил Огинский, обращаясь главным образом к стоявшему перед ним на столе хрустальному штофовому графину с сорокоградусной «Жубрувкой»
[6], уже полупустому, и отчасти — к серебряной чарке, которую держал в руке. — Я же видел, что она призвала щит. А он у нее был весьма неплох, уж мне ли не знать: сходу нипочем не пробьешь. Посему и вложился в удар… Просто хотел ее немного отодвинуть, чтобы не мешала завершить дело! А она, оказалось, не себя щитом прикрывала, а того идиота… Дура! — Сергей Казимирович залпом осушил чарку и брезгливо разжал удерживавшие ее пальцы. Та спикировала на стол, и плавно поднявшийся в воздух графин тут же наполнил ее вновь.
— Сделанного не воротишь, князь… — заговорила в ответ, разумеется, не чарка, и даже не графин подал голос — слова принадлежали Всеволоду Романову, сидевшему в кресле по другую сторону стола от Огинского с бокалом красного вина в руке. Отставной московский наместник выглядел изможденным, словно провел день не в сборах в дорогу — к новому месту службы — а размахивая киркой в каменоломне, причем не прибегая к магии. Ныне по сравнению с ним даже «уговоривший» за неполный час половину штофа Сергей Казимирович смотрелся собранно и подтянуто. — И водкой лиха не зальешь… — добавил Светлейший князь, с прищуром наблюдая, как Огинский в очередной раз опрокидывает в рот содержимое чарки.
— Русской — не зальешь, — рассеянно согласился Сергей Казимирович. — А польской — почему нет? Личные беды помноженные на скорби нации — минус на минус должны дать плюс!
— У нас, русских, жизнь тоже не сахар, — неодобрительно покачал головой Романов.
— Вознесите за сие хвалу Неистощимому Ключу: сахар вреден для здоровья!
Чарка перед Огинским снова наполнилась.
— Кстати, о Ключе, — откинувшись в кресле, сменил тему разговора Романов. — Вернее, о загадочном мире, от оного Ключа отрезанном. Верно я понимаю, что рассчитывать на вашего пасынка нам впредь не стоит?
— Верно, — кивнул Сергей Казимирович. — Надежды Александровны он мне вовек не простит.
— Выходит, сие направление закрываем?
— Отнюдь, — мотнул головой Огинский. — Есть иные подходы, лишь немногим хуже.
— Купец Адамов? — оживился Светлейший князь. — Вы нашли его?
— Увы, пока нет. Трое моих агентов, хоть сколько-нибудь приблизившиеся к цели, пропали в Пекине без следа. Еще один, по моим сведениям, сидит в тюремной яме у китайцев. Остальные вынуждены действовать в разы осторожнее, а значит — медленнее.
— То есть, не Савва Адамов, — разочарованно пробормотал бывший московский наместник. — Тогда кто? Неужели та девица? Вы же, помнится, говорили, что она не в себе после холопской печати?
