Но самым странным было его лицо. Как я ни пытался сфокусировать взгляд, черты лица постоянно расплывались, перебираясь с места на место. Словно сами не могли определиться, как же этот человек должен был выглядеть.
— Да что ты такое? — спросил я. — И как ты так быстро спустился с камня? Как ты вообще туда забрался?
— Какой мерзкий и примитивный язык, — скривился зеленый. — Как будто свора собак облаяла.
— Да ты себя в зеркало вообще видел, уродец? — я немного офигел от такой наглости.
— Лучше помолчи, обезьяна, — отмахнулся он трубкой. — Все равно я твой лай не понимаю.
И вот тут я впал в ступор. В этот момент я осознал, что мы разговариваем на разных языках. В буквальном смысле. Но его слова я воспринимал легко, хоть никогда их раньше и не слышал. Нет, этот язык мне точно не знаком.
Я пытался напрячь память, но не смог вспомнить ни одного другого слова из этого языка, кроме тех, что только что услышал.
— Собака, — ответил я единственное, что мог.
Черты лица незнакомца на мгновение замерли в своей бесконечной пляске, явив моему взору округлившиеся глаза собеседника.
— Ты меня понимаешь, обезьяна? — спросил он.
— Обезьяна, — я на всякий случай ткнул в него пальцем, чтобы было понятней.
— Хах, — усмехнулся он. — А ты дерзкий. Надо бы убедиться.
Зеленый прошел в центр круга, подошел к какой-то темноволосой девушке и наклонился прямо к ее уху и закричал:
— Ты меня слышишь, макака? Как тебе наш чудесный край? Не то, что ваши примитивные леса, да?
Зеленый буквально орал ей в ухо, но девушка никак не реагировала. А я внимательно наблюдал за этим странным существом. Пока он двигался, то аккуратно обходил истлевшие тела, стараясь не запачкаться. Да и к девушке он не прислонялся.
Получается, он материален. Или это какие-то рефлексы бесплотного духа? Почему его никто не видит и не слышит? А почему я вижу и слышу?
Тем временем зеленый вернулся ко мне, аккуратно раскидывая тростью мусор, валяющийся под ногами. Что-то я не припомню, чтобы у него была трость.
— Значит, ты у нас особенный какой-то, да? — бросил он, проходя мимо.
Я протянул руку и ткнул его пальцем в плечо. Плотное. Я почувствовал не только приятную ткань, но и вполне физическое тело под ней. На всякий случай ткнул еще раз. Нет, точно не призрак. Тогда вообще ничего не понимаю.
— Последний человек, что так тыкал в меня пальцем, сдох очень мучительной смертью. А он был далеко не слабаком.
— Человек? — спросил я, ткнув пальцем в его сторону.
— Хах. Я? И да, и нет, обезьяна. Мое имя Туман. И ты забудешь его и меня, как только я исчезну. Поэтому мой тебе совет, не напрягай свой примитивный мозг. Лучше проживи последний свой день на всю катушку. Потрахай самочек, набей кому-нибудь рожу, пожри от пуза. Короче, расслабься, обезьяна.
С этими словами он затянулся трубкой и выдохнул клубы зеленоватого дыма. Тот в одно мгновение разошелся во все стороны, скрывая фигуру незнакомца. Я даже отшагнул назад, чтобы случайно не столкнуться с этой странной субстанцией.
Но дым быстро развеялся, оставив после себя стойкий запах болот. В этот раз вполне реальный, ощутимый. Туман тоже исчез.
Что бы этот пижон в котелке не трепал, но имя его я прекрасно запомнил. А что он трепал? Твою мать.
Я закрыл глаза, сердце учащенно забилось, а дыхание участилось. Какого вообще тут происходит? И так, вспоминай. Сон, человек с татуировкой на лице, акула в лесу, киты в небе, пробуждение, скелет в доспехах, еще куча скелетов в доспехах.
Затем зеленое пятно на камне. Нет, человек в зеленом. Туман. Как он выглядел? Он был зеленый. Твою же мать. Хорошо, зеленый Туман был на камне, а затем рядом со мной. О чем он говорил? Что-то про собак и обезьян. Нет, это я говорил про собак и обезьян. Зачем я говорил об этом?
Туман. Это имя вплелось в подкорку, как и цвет незнакомца, но остальное поплыло и растаяло в голове, словно… туман. Да, определенно имя ему подходит.
— Эй, ты. Ты это сделал? Отвечай! — голос слева.
Дерзкий, молодой, срывающийся на крик. В нем много нервозности и чуточку паники, что больше свойственно женщинам, но этот был мужским. И он говорил на моем языке. Конечно на моем, на каком еще ему говорить? Почему я вообще подумал об этом?
Пришлось открывать глаза. Тот самый именинник, дитя спаривания фотомодели и золотой ложки. Во внешности больше от фотомодели, в характере от ложки. Интеллект? Стремится к табуретке, ставлю зуб.
Надо привести себя в норму, а то этот паникер мне совсем не нравится. Да мне вообще ничего из происходящего не нравится, но в данный момент паникер ближе всех.
Я медленно выгнул спину, послышался хруст позвонков. Только он не приносил облегчения, а лишь выдавал очередь болезненных вспышек. Поводил плечами, начал крутить корпусом. Последние годы это стало настолько привычным, что даже слезы перестали течь.
— Эй, я с тобой разговариваю. Куда ты отворачиваешься?
Голос уже близко. Я положил обе ладони на камень и принялся приседать, помогая себе руками. Первый дался тяжело, второй легче, третий совсем просто.
— Ты че тут устроил, а? Пацаны, он точно что-то знает. Смотрите, вообще никакой паники, он тут зарядкой занимается.
Пацаны, значит. Его компания тоже здесь. Плевать, кровь разогнал, мышцы более-менее пришли в норму. Острая боль сменилась ноющей, но это не на долго. Минут через десять пройдет, главное резких движений не делать.
Мне на плечо легла рука, а по нажиму я понял, что меня пытаются развернуть. Но этот тощий пацан явно переоценил свои силы. Я даже не шелохнулся.
Когда парень понял, что развернуть меня не удастся, он, дабы не терять лицо, сделал вид, что с самого начала планировал обойти меня сбоку.
Правую ладонь положить поверх его руки на моем плече и обхватить. Тут, по-хорошему, нужен отвлекающий удар, но у нас настолько колоссальная разница в весе и опыте, что и так сойдет.
Я провернул его ладонь во внутрь, выкручивая парню руку. Короткий вскрик, скорее от неожиданности, нежели от боли, и паренек уже согнулся пополам с заломанной рукой. Второй ладонью блокирую его локоть, чтобы он не успел его согнуть и вывернуться из захвата.
— Не люблю, когда меня трогают без разрешения, — произнес я максимально спокойным голосом.
Местный мажор-именинник. Точно из вчерашней громкой компании. С ним еще двое парней, один такой же тощий, другой покрупнее с рыхлыми щеками. Все трое увешаны золотыми цепями, какими-то кольцами, в ушах серьги с камнями. Поколение баб какое-то.
Эта парочка прихвостней не спешит помогать своему дружбану. В глазах растерянность и страх. Парни явно не привыкли, что им кто-то дерзит, не говоря уж о физическом контакте.
