* * *
— Эх, хорошо бы и себе сегодня пригрести денежек, — раздался глуховатый, искаженный маской голос Фернана.
— Тебе мало? — усмехнулся Жан-Жак де Бизанкур, пробираясь к выходу узким коридором и отряхивая рукав, выпачканный известкой со стены. — Ты уж который раз таскаешь.
— А тебе жалко? — парировал Пико. — Не свои же отдаешь… Да кто их вообще считает теперь?!
— Представь, считают, — возразил протеже Климента Шестого. — Конечно, до казны не все добирается, но ты давай там не усердствуй. А то твой сундучок лопнет.
— Откуда знаешь про сундучок? — вскинулся Фернан.
— Я все знаю… — посмеивался Бизанкур. — Да не трясись ты, не нужен он мне. И не рассказывал я никому. Ты сам, как дурак, треплешь налево и направо, что купишь себе домик, как только закончится чума. Ну, скажешь, не дурак? Откуда это у служки вроде тебя деньги на домик?
— А наследство! — защищался тот.
— Да-да, конечно, наследство у сироты, который, как всем известно, с детства приживается при дворе папы, — расхохотался Жан-Жак. — Ну-ну. Как бы тебе с твоими куриными мозгами не загреметь на дознание к святой инквизиции.
— Да что я тебе сделал?! — взвыл обезумевший от ужаса Фернан.
— Тихо! — прикрикнул Бизанкур. — Дурак и есть — шуток не понимаешь. Факел держи ровнее, смола с него чуть мне на плащ не капнула, а она горит, между прочим… Разуй глаза! Нужно мне больно сдавать тебя инквизиции, какой мне с этого прок… Ладно, так и быть, отвернусь я, когда начнем носить то, что нам грешники пожаловали. Ты только запахнись поплотнее — смотри, у тебя вон шея голая. И руки.
— Да жарко же, — пробурчал Фернан.
— Дурак, — в который раз бросил Бизанкур.
Фернан засуетился, наматывая вокруг шеи ткань и одергивая рукава. Факелы шипели и роняли тягучие горящие смоляные слюни, отбрасывая тени на стены коридора.
Ночь снаружи встретила духотой и беспорядочной суетой; позвякивал металл — не оружие, а серебряные и золотые кубки, посуда. Шуршали цепочки и ожерелья, сыпались монеты. Кто-то причитал, повизгивая: «Нет у меня, нет у меня золота, возьмите серебряное блюдо, молю, святой отец!» И святые отцы, отворачиваясь и дыша в свои тряпки, совали в протянутые руки свернутые в трубочки индульгенции — «лекарство» от чумы.
Окружая стену дворца, горела цепочка костров, олицетворяя защиту от заразы и символизируя заградительный барьер. — Интересно, в самом ли деле огонь так очищает, — глядя на пламя, задумчиво произнес Фернан.
— Давай проверим, а? — невинно предложил Бизанкур.
— Как это? — не понял Пико.
— Ну, давай ты спросишь у святой инквизиции, — пояснил тот и расхохотался, потому что Фернан тут же испуганно прянул в сторону. — Вон пожгли же евреев в Венеции за пособничество дьяволу. Помогло венецианцам это исцелиться?..
— Злой ты человек, — укоризненно сказал ему Пико.
— А кто первый на евреев наехал? — резонно возразил ему Жан-Жак. — Груши он сушеные украл, подумаешь. Был бы я злым, давно бы рассказал все о твоих делишках.
— А вот интересно, — сощурился Фернан. — Разве ты сам не взял ни одной монетки? Неужто тебе не хочется?
— Нет, — равнодушно отвечал Жан-Жак. — На что они мне. Живу я не бедно, как и ты, впрочем. За обучение мое, как и за твое, кстати, платит его святейшество. Нас лечит лучший во всей стране лекарь. Чего мне еще хотеть? А если вздумается мне странствовать, я сомневаюсь, что у меня будут препятствия.
— Да, конечно, ты у папы любимчик… — плаксиво протянул Фернан. — И всякая прихоть твоя будет тебе сразу на блюдечке.
— Да что ты разнылся, лучше бы на учение так налегал, как на нытье! — фыркнул Бизанкур. — Или иди вон, прибери то добро, да пойдем, не стой столбом.
Монахи сновали с небольшими тележками между двором и дверьми, сноровисто утаскивая дары прихожан. Внимание Жан-Жака привлекла груда тканей, сверху которой лежали книги в кожаных переплетах. Он внимательно рассматривал переплеты и бережно складывал книги обратно — таблицы короля Кастильского, труды Аврелия Виктора, — он их уже читал, а информацию всегда схватывал быстро.
На глаза ему попалась некая продолговатая металлическая трубочка, по бокам украшенная кистями. Присмотревшись, Бизанкур понял, что один конец можно отвинтить, хотя скреплен он был красной сургучной печатью.
— Не яд ли там спрятан? — в сомнениях пробормотал молодой человек.
Спустя мгновение он понял, что для яда вместилище великовато, и, легко сломав сургуч и открутив головку трубочки, потряс ею. В ладонь ему выпал аккуратно свернутый свиток.
— Ого, — тихо присвистнул Жан-Жак, развернув свиток и мельком пробежав по тексту взглядом.
Коротко оглянувшись по сторонам, он быстро вернул манускрипт в футляр, завинтил и спрятал находку в рукав —
его всегда интересовали старинные рукописи, которых было немало в папской библиотеке. Он собирался рассмотреть его позже, на досуге.
Жан-Жак заметил, как Фернан рванулся к горке подношений — она состояла из отрезов шелка и бархата, кувшинов с тонкими и длинными горлышками, видимо, персидской работы. Но не это привлекло его внимание; он заметил еще и небольшой кошель из крашеной красной кожи, украшенный золотым витым шнурком. Кошель смотрелся дорого, да и бока его приятно круглились. Жадная лапка Фернана нацелилась именно на этот кошелек, взяла его и поспешно затолкала за пазуху, в потайной карман.
И в этот самый момент чья-то рука схватила его за штанину.
— Эй! — вскрикнул от неожиданности Фернан.
— Помоги мне, добрый человек! — прохрипела женщина, вид которой оставлял желать лучшего. Вероятно, она была уже сильно больна. Ее всклокоченные волосы наполовину закрывали почерневшее лицо, руки исхудали, как палки, и были испещрены кроваво-красными язвами, зато бархатное платье винного цвета выглядело прилично, разве что выпачкано в пыли, потому что стояла она на коленях. Как и откуда ее сюда принесло, сказать было трудно.
— Пустите меня! — вырывался от нее Пико, но она вцепилась в него еще сильнее:
— Помоги, здесь моя дочь!
— Да что вы! Это мужской монастырь, — зашипел Пико, пытаясь освободиться из цепких и страшных рук незнакомки. — Не может здесь быть вашей дочери!
— Здесь, здесь она, — настаивала та. — Господин де Шолиак назначил ей встречу…
Имя доктора почти убаюкало бдительность Фернана, как вдруг он увидел за ухом женщины огромный багровый чумной бубон.
Молодой человек взвизгнул и стал нешуточно вырываться:
— Да оставьте вы меня!
— Мне нужно найти свою дочь, — повысила голос незнакомка и вдруг закашлялась. — Она пришла сюда еще днем…
— Пустите меня! — завопил Фернан, отворачивая от нее свою маску и беспорядочно молотя по воздуху руками.
