Я говорю Джорджу, что работа в благотворительности явно требует больших жертв и я восхищаюсь Дейзи за то, что она отказалась от многих благ жизни, чтобы помогать другим. Сама не знаю, верю я в то, что говорю, или нет, но все еще надеюсь каким-то образом спасти свое представление о Дейзи. Джордж смеется мне в лицо.
– Дейзи? Работает? – спрашивает он. – Нет у нее никакой работы. Родители платят за нее, чтобы она занималась волонтерством и делала вид, что в ее жизни есть хоть какой-то смысл. Они считают это своего рода реабилитацией. У нее выбора нет.
В какой-то момент, на улице, направляясь к очередному бару, под руку, я спрашиваю Дейзи о Финне. Ее парне из школы. Безупречная Дейзи и безупречный Финн, Сэнди Олссон и Дэнни Зуко, идеальная пара года. Она видится с ним? Что с ним стало? Видимо, с этой иллюзией я еще не распрощалась. И тут она сбрасывает последнюю маску, и красавица окончательно превращается в чудовище.
– Боже мой! – говорит она. – Финн О’Нил. Его посадили за хранение марихуаны, вот почему мы расстались. Конечно, под строжайшей тайной. Его судили за попытку продажи. Дали пять лет тюрьмы. Последний раз я его видела несколько месяцев назад, он стоял на барной стойке и мочился кому-то на голову.
Помню, я хохотала над ее словами, хохотала потому, что все это нелепо и комично, а не смешно. Я мечтала о таких отношениях, как у Дейзи и Финна, как большинство девочек в классе, и мы переживали за них, когда они расстались. И вот нате вам, под камнем-то оказывается мокрица завелась.
Мы оказались в темном, провонявшем потом подвальном клубе под названием «Лунный свет» с невыносимо монотонной музыкой. Не знаю, куда подевались Дейзи и Джордж, и, честно говоря, не особенно стараюсь найти их. С меня хватит. Я ухожу одна и направляюсь к Долиер-стрит, на ночной автобус.
По дороге я слышу смех. И не сразу понимаю, что он обращен ко мне. Я не оборачиваюсь, не хочу влезать в уличные драки в три часа утра. Но вдруг я теряю терпение, что же такого смешного в моей походке?! Если эти дублинские идиоты нарываются на драку, будет им драка, этот вечер сложился совсем не так, как я рассчитывала, и я готова вмазать кому-нибудь в нос. Я резко разворачиваюсь и успеваю заметить, как Дейзи и Джордж прячутся за рикшу, затем краем глаза вижу, как они несутся через улицу к мусорке. Они играют в шпионов, и это так глупо и по-детски, что я не могу сдержать улыбку. Они хотят продолжить гулянку у меня дома.
Только из-за своей глупой гордыни я соглашаюсь. Я вознесла Дейзи на пьедестал. Ее работа, ее одежда, ее аккаунт в Instagram, – а я ничтожество. Но теперь я хочу показать ей свою жизнь, чтобы она сравнила ее с той мерзкой крысиной дырой, в которой она живет.
Джордж отстал у очередного бара, где он остановился поболтать с какими-то людьми, и я увожу Дейзи. Мы уходим подальше, и я надеюсь, что без него она станет лучше, а мне будет проще с ней общаться. Может, она снова станет хорошей Дейзи, как только протрезвеет и хотя бы полчаса обойдется без гремучей смеси наркотиков и алкоголя, – снова станет безупречным олицетворением бохо-шика. Счастливым Кочевником.
Глава двадцать вторая
Мой расчет сработал – дом производит на нее впечатление. Я прошу ее не шуметь. Чуть ли не силой заставляю закрыть рот. Сейчас четыре утра, люди спят. У них дети. Скоро солнце встанет. Заткнись уже, пожалуйста. В спорзале она включает весь свет и залезает на тренажеры, с грохотом роняет штангу. Будто свихнувшаяся макака. Я хожу за ней по пятам, поправляю, поднимаю все, что она роняет, прошу не громыхать так, пытаюсь увести ее из зала. Я замечаю, как в ванной комнате Бекки включается свет, тут же выключаю свет в спортзале и подгоняю Дейзи наверх. Не обращая ни малейшего внимания на то, что я не улыбаюсь и не отвечаю ей, Дейзи болтает без передышки до пяти утра, в целом ни о чем, если подумать. Потом она снимает одежду и засыпает в нижнем белье на моей кровати. Я устраиваюсь на диване. И хотя я вымоталась за ночь и чувствую все признаки похмелья, просыпаюсь я рано. Завариваю кофе и поглядываю на Дейзи. Можно было не осторожничать, ее и стадо слонов не разбудит. В полдень мне приходится трясти ее изо всех сил. Мне пора ехать на барбекю к Пэдди.
Дейзи притихшая. Я наливаю ей кофе. Она смотрит в окно и медленно просыпается, может, вспоминает события прошлой ночи. Постепенно, как это происходит со мной. Всегда не по порядку и всегда обрывками. Я жду осознания. Извинения. Хоть чего-то. Но она не извиняется. Не похоже, что ей стыдно. Ноль эмоций. Кроме чуть размазанной туши в морщинах под сонными глазами, на ней нет косметики, и выглядит она безупречно. Лицо как наливное яблочко, высокие скулы, пухлые сочные губы. Полное отсутствие совести. Она пьет свой кофе.
Я предлагаю вызвать ей такси. Я объясняю, где автобусная остановка. Где железнодорожная станция. Я ищу расписание в своем телефоне. Делаю все, чтобы избавиться от нее. Она никак не реагирует – то есть реагирует, конечно, но без особого рвения. Тот же джедайский приемчик, который она не раз применяла прошлой ночью, – менять тему разговора так, чтобы не оскорбить собеседника. Будто ничто ее не интересует, ничто не цепляет, все мимолетно. Может, она тянет время. Может, она не хочет возвращаться в свой гадюшник, к соседке, которая будет ругаться на нее сегодня, но мне плевать, какую яму она себе вырыла. Мне нужно, чтобы она ушла, меня ждут в гостях. Я обещала Пэдди, и, хотя у меня никогда не было желания принимать его приглашение, сегодня я просто обязана это сделать.
– А ты куда собралась? – спрашивает она.
– На день рождения коллеги. Пэдди. Он устраивает барбекю.
У нее загораются глаза:
– Я люблю барбекю.
И пошло-поехало.
Я рада, что Бекки с детьми нет дома, мне совсем не хочется снова позориться под ее осуждающим взглядом.
– Ух ты, – говорит Дейзи, когда мы подходим к дому, она сбегает с дорожки, которую я не должна покидать из уважения к личной жизни хозяев, и идет к дому.
– Стой, сейчас сигнализация включится, – говорю я быстро.
Она слышит, но продолжает идти.
– Дейзи! – я хватаю ее за руку и тяну назад. – У них сигнализация, сенсоры вокруг всего дома, – говорю я. – Если ты заденешь их, включится сигнализация.
Она смеется:
– Спорим, они наврали тебе.
– Это правда, – говорю я. – Охранная компания тут же вызовет полицию. Идем.
– Полицию? – Она смеется. – Не сочиняй.
– Я и не сочиняю.
Она смотрит на дом, будто он манит ее. Она смотрит на него как малое дитя, которому запретили что-то делать, но оно все равно это сделает. Я внимательно изучаю ее лицо – напряженное, с эгоистичным взглядом человека, который обязательно сделает то, что ему хочется, особенно после того, как я сказала, что нельзя. Легкая, воздушная, во вчерашней одежде, которая тем не менее выглядит свежо, – настоящий цветочек.
Такой, как она, сойдет с рук даже убийство.
Она встает прямо перед сенсором. И тут же завывает сигнализация.
