Снова звонят в дверь, и я предлагаю открыть, лишь бы сдержать бешеный гнев, который накипает во мне из-за этого едва знакомого мне парня. Если Декко не вздует его хорошенько, это сделаю я.
Я открываю дверь и вижу Фидельму с ее дочкой, на ней платье для причастия, руки в белых перчатках молитвенно сложены, наверняка ее заставляли принимать эту позу каждый раз, когда они стучали в дверь. Декко, Джорджи и Дейзи, Пэдди, я, Фидельма и ее дочка Матильда – все мы стоим на солнцепеке, нигде ни тени, ни ветерка. Мамочка на кухне, в теплом кардигане, пьет воду через трубочку.
– Думаю, пора подкрепиться, – говорит Пэдди. Он разносит еду на детских праздничных одноразовых тарелках. Я стараюсь быть вежливой и разговариваю с Фидельмой, которая работает в приемной окружного совета Фингела. Задаю один вопрос о причастии, и она подробно описывает мне всю церемонию, от молитвы до песен прославления. Матильда проливает кетчуп на свое белое платье и начинает рыдать. Декко не ест салатный лист, перец и лук. Овощи он на дух не переносит. Он пробует бургер и отказывается, потому что якобы увидел что-то на мясе. Пэдди объясняет ему, что просто мясо замариновано, ничего страшного, но он все равно не хочет доедать. Вместо еды он зажигает сигарету. Поскольку ветра нет, дым от сигареты застревает на этом раскаленном пятачке, и скоро мы все начинаем кашлять. Пэдди шутит, что надо бы открыть калитку и выпустить жару, но жаловаться не в его характере.
Готовит он так, что пальчики оближешь. Лучшее барбекю, какое я пробовала. Даже корнишоны выше всяких похвал. Я доедаю все до последнего кусочка, облизываю пальцы и протягиваю тарелку за добавкой Пэдди, счастливому до одурения. Джордж ест стейк, никаких углеводов, и заявляет, что это просто чума. Но он так часто использует это слово, что искренностью тут и не пахнет. Дейзи поедает курицу, и я вижу, как она заворачивает сосиску в салфетку и прячет в свою сумку, когда думает, что никто не смотрит. В какой-то момент я пытаюсь перевести разговор на ее работу в благотворительности. Она скоро едет в Непал, помогать строить и ремонтировать школу, разрушенную землетрясением. Уверена, Матильде было бы интересно послушать о том, как она строит школы, но Счастливый Кочевник вовсе не торопится рассказывать о своих волонтерских приключениях, точно так же, как Декко не торопится пробовать поджаренные бананы на десерт.
Грудь Фидельмы вот-вот сгорит на солнце. Она раскраснелась, покрылась пузырями и пятнами. Фидельма поспешно прощается и уходит вместе с Матильдой. Я даю Матильде пятерку, больше у меня ничего не осталось. Декко тоже дает ей какую-то мелочь. Пэдди конечно же подготовил для нее открытку, а Дейзи и Джордж даже не замечают, что гости уходят. Праздник подошел к концу, но они будто не догадываются, что пора и честь знать. Даже когда я зову их.
Вместо этого Джордж врубает на всю громкость музыку на своем айфоне, и они начинают танцевать под песню Rhythm is a Dancer, в каком-то своем мире, уверенные, что только они умеют веселиться, – на зависть всему свету. Смешно даже смотреть на них. Джорджи случайно задевает своими корабельными туфлями ножку барбекю. Барбекю с оглушительным грохотом падает и катится по мощеному двору. Мамочка ужасно пугается, начинает кричать. Пэдди бросается успокаивать мамочку, Декко бросается спасать барбекю, Джордж и Дейзи чуть не писаются от хохота.
Корабельная туфля слетает с Джорджи, и он спотыкается об собственные ноги, падает навзничь, всем весом приземлившись на калитку, которая и так висит на одной-единственной петле, и дверь падает во двор, на Декко, который, нагнувшись, поднимает барбекю.
Я кричу, чтобы он посторонился, но слишком поздно. Дверь со всего размаху ударяет его в спину, он орет как резаный, добавим к этому треск ворот по металлическому барбекю – и мамочка снова устраивает истерику. В своем злобном, извращенном чувстве юмора Джордж и Дейзи решили, что вся эта сцена в духе погромов, которые устраивал комический дуэт Лорела и Харди, просто уморительна.
Я оглядываю учиненный беспорядок, мамочка причитает, Джордж и Дейзи надрываются от смеха, Декко стонет, пытаясь выпрямиться, – ужас, да и только. Лицо Пэдди.
– Ребята, хватит, – говорю я, но они меня не слышат. Они все еще гогочут над тем, что случилось. Сдерживаются, конечно, понимают, что это невежливо, но от этого еще больше смеются.
– Прекратите! – кричу я не своим голосом.
Все замирают. Дейзи и Джордж прекращают смеяться. Мамочка прекращает рыдать. Декко прекращает чинить барбекю, Пэдди прекращает утешать мамочку. Смотрят на меня во все глаза.
– Думаю, вам пора, – говорю я Дейзи и Джорджу, уже тише. Спокойнее.
Они переглядываются и снова хихикают, но я вижу, что Дейзи изменилась. В ее пристальном взгляде появилось что-то мерзкое.
– Веснушка, ума не приложу, зачем ты меня сюда притащила. Ты же сама сказала, что вы с Пэдди даже не друзья, – говорит она невинным тоном.
У Пэдди делается такое лицо. Мое сердце сжимается от боли.
Я ухожу через дыру в стене, где висела ржавая калитка.
В автобусе пытаюсь сформулировать извинение, чтобы отправить Пэдди, но мне слишком стыдно. Никакими словами не исправишь то, что случилось. Он пригласил меня в свой мир, а я притащила этих двоих. Я виновата. В моих черновиках в Instagram до сих пор есть фотография, где мы с Дейзи стоим на фоне сельской калитки, а внизу подпись: старые друзья, новые начала.
Я удаляю фотографию.
Ты – среднее арифметическое пяти человек, с которыми ты чаще всего общаешься.
Я не хочу быть такой, как она.
Я отписалась от Дейзи.
И снова у меня только один из пяти.
Глава двадцать третья
Я заставляю себя встать с постели, после того как трижды отключаю будильник. Ночью звонил папа. Было еще темно, значит, не позже четырех. Я рада, что на этот раз он говорил не о мышах в рояле, хотя он не знает, там они или нет, потому что давно не прикасался к инструменту, а это беспокоит меня. Мне кажется, музыка помогла бы ему мыслить ясно, но он утверждает, что у него совершенно нет времени. Он очень занят. Ругается, что закрыли еще одно почтовое отделение.
– Это же сердце Ирландии, а они его вырывают голыми руками, – говорит он. – Неужели они не понимают, что закрывают не просто почтовое отделение, они закрывают целое сообщество. Я вступил в группу. Мы собираемся на марш протеста. В Дублине. Сообщу тебе когда. Начнем с Тринити-колледжа и дойдем до самого правительства, где я потребую поговорить с министром. Остров уничтожают, как мы будем привлекать новый бизнес, если у нас даже почтового отделения нет. Пусть лучше наладят вай-фай для начала.
И дальше в том же духе, ясно и благоразумно, а потом я услышала:
– Открою голубиную почту, вот что я сделаю. Сначала они прикрыли трансатлантический кабель и вышвырнули мою семью с острова, а теперь почтовое отделение. Что дальше. Автопаром? Местным жителям придется добираться до дома вплавь? Нет и нет. Я обязан что-то предпринять. Неудивительно, что нас осаждают крысы и мыши, они думают, что это место заброшено, они как стервятники выискивают добычу. Кружат над нами, Аллегра, чуют гниение общества и человеческой добропорядочности…
