Только вот нарушение все же есть, и она неправа.
– В правилах четко обозначено, что, если вы поменяете транспортное средство, нужно подать заявление и изменить данные транспортного средства в вашем платежном документе, – говорю я.
– Но я взяла эту машину всего только на день.
Каждое слово она подчеркивает жестикуляцией. И повышает голос. Нервы, нервы. Любит устраивать сцены. Неуравновешенная. Она не изменилась. Она негодует, яростно и громко.
– Ах, вы… – набрасывается она на меня с целой тирадой о том, как парковка разрушает малый бизнес в поселке.
– Что за цирк вы тут устроили, это же форменный позор, – заканчивает она наконец и бурчит себе что-то под нос на испанском. Жаль, я не стала ходить на уроки испанского. Я бы ей сейчас ответила, вот тогда бы мы посмотрели на ее реакцию. Открывается дверь салона.
– Все хорошо, Кармен? – спрашивает ее работница. Кармен. Люди зовут ее Кармен, так проще. Я многое узнала о ней за эти несколько минут. Алмазы рождаются в глубинах земли под колоссальным давлением, и вот теперь я вижу ее истинное лицо – оно сияет во всей красе.
– Это вовсе не смешно, – продолжает она, – как вы смеете издеваться надо мной, я буду жаловаться вашему начальству, сейчас же назовите свое имя. – И тут уже мне действительно не до смеха, если это подходящее слово, хотя нет, я бы сказала, что сейчас придется проявить смекалку, сообразительность, я точно не могу назвать ей свое имя, иначе она поймет, кто я. Бердов не так много, она сразу догадается, а я не могу позволить, чтобы она узнала об этом вот так.
И вдруг мне приходит в голову блестящая мысль. Что же я творю? Я все порчу. Даже Тристан это видит. Он пытается остановить меня, хотя не знаю почему; то, что я сейчас с собой делаю, намного хуже всех ударов, которые он обрушил на меня в своей психованной видеоигре. Второй раз первое впечатление не создать, значит, вот так начинаются мои отношения с Карменситой. Что же я наделала? Разрушаю свою жизнь, да, это я умею, как никто другой. Нужно спасать положение, я чувствую, как гнев отступает и остается только страх.
– Ваше имя, – повторяет она.
Я не могу назвать ей свое имя. Как только она услышит мою фамилию, она сразу все поймет.
– Я понимаю ваше раздражение, мисс Касанова… – Ушам своим не верю, что называю ее по имени, вслух. Колени подкашиваются. Я слышу эти слова у себя в голове будто эхо, меня охватывает страх и восхищение – подумать только, с кем я сейчас говорю.
– Ну что, теперь-то вы запели по-другому, – смеется она. – Теперь-то вы испугались, – издевается она.
– Я бываю здесь почти каждый день, – говорю я, – не знаю, заметили ли вы меня, но ваши данные по парковке всегда безупречны.
Она немного опешила от такого поворота, но все равно настроена воинственно. Будто она победила; но я не могу этого допустить. Снова.
– Я уже выписала вам штраф, уже внесла ваши данные через терминал. Но у вас есть полное право обжаловать штраф. Мой долг – зафиксировать правонарушение, но вы можете решить этот вопрос в совете.
– Не сомневайтесь, – говорит она, руки в боки, будто снова готовится к драке. – Я президент Торговой палаты, я прекрасно знаю членов совета.
– Как только ваше обжалование будет получено, штраф будет заморожен до вынесения решения, – объясняю я спокойно и благоразумно, а она продолжает пыхтеть от негодования. – Для принятия этого решения нужно будет свериться с нормативными актами, изучить фотографии, которые я сделала, и ваше объяснение.
«Смотри, как хорошо я знаю свою работу, дорогая мама, – хочется мне кричать. – Смотри на меня, слушай меня, я безукоризненно следую всем правилам. Если бы ты была дома и я бы вернулась к тебе вечером и рассказала бы тебе о женщине, похожей на тебя, ты бы гордилась мной, поздравила бы с тем, как замечательно я справилась с ситуацией. Смотри на меня, мамочка, смотри!»
– Что за ерунда! Вы могли бы просто закрыть на это глаза. А теперь столько трудов, жалобу подавать, и все из-за того, что я взяла машину мужа.
Что ж, понятно, я отвожу глаза, замечаю лицо Тристана, он смотрит с таким сочувствием, что я его ненавижу еще больше. Я начинаю пятиться.
– Просто выполняю свою работу, – говорю я.
– И ты лишишься ее. Я добьюсь этого, можешь не сомневаться, ты всего лишь странная чудачка, вот кто ты! – кричит она на меня и исчезает в салоне, хлопнув дверью.
Тристан подбегает ко мне.
– Аллегра, – говорит он нежно, и мне сейчас так хочется стукнуть его прямо в эти вкрадчивые и такие лживые глаза.
Я останавливаюсь и смотрю на него пристально.
– Больше никогда не разговаривай со мной, – говорю я. – Слышишь? Держись от меня подальше, – рычу я на него, будто дикий зверь, гнев вырывается из таких темных глубин, что даже меня это пугает.
Глава двадцать четвертая
Странная чудачка. Вот что она думает обо мне. Вот что я для нее значу.
Может, она и права. Может, она поняла меня, как никто другой. Может, она замечательная мать – догадалась, кто я, с первого раза. Наверное, ничего другого и не могло получиться от замороченной, неуравновешенной, бестолковой женщины, которая любит устраивать сцены, и эксцентричного, неверующего учителя музыки. Вот что рождается из незаконной связи. Странная чудачка.
Забыть про работу, забыть про маршрут. Забыть, ради чего я сюда приехала. Все пошло насмарку, коту под хвост, к чертям собачьим. Водоворот мусора посреди океана, растаявший ледник, весь целиком, кит, задыхающийся от пластика, бедолага на песке, беженец, выброшенный на берег фешенебельного курорта. Хуже не придумаешь.
Интрига и любопытство, которое я испытывала, когда провоцировала ее, улетучились. Теперь мне чудовищно одиноко. Вот так, внутри все пусто, уничтожили все-таки парковочного инспектора. И при этом меня переполняет невыносимое презрение к себе. Почему я не оставила ее в покое? Почему мне так приспичило выписывать этот штраф? Если бы я закрыла глаза, она бы не стала меня ненавидеть, она бы вообще не думала обо мне, так и говорила бы мне «доброе утро» и «льет как из ведра, – чудесная погода, если ты утка». Может, я хотела заставить ее что-то почувствовать, обратить на меня внимание, или я хотела наказать ее или себя за то, что я такая идиотка и посмела на что-то надеяться. Позволила себе мечтать о том, что могло бы быть, вместо того чтобы набраться смелости и сделать что-то. Неужели моей отваги хватило только на то, чтобы переехать сюда, а потом споткнуться на последнем препятствии.
Слезы текут по лицу. Совсем расклеилась, плакса несчастная. Сворачиваю с Олд-стрит на Мейн-стрит, мимо пекарни.
– Ты в порядке, Веснушка? – слышу голос Спеннера, который стоит у двери и курит.
Продолжаю идти, мимо церкви – тут сегодня столпотворение в честь первого причастия, – перехожу мост, иду к замку Малахайд.
