Пролог
Я стала женой врага в тринадцать лет.
Наша скромная свадьба проходила в абсолютной тишине.
Не было слышно ни вздохов, ни взволнованных шепотков, ни всхлипов умиления. И это несмотря на то, что в небольшой часовне, расположенной на границе двух враждующих семей, собралось не менее двух сотен гостей.
Они вынуждены были присутствовать на этой церемонии, которая была призвана объединить давних врагов И теперь стояли с каменными лицами, не сводя с нас глаз.
Тишина.
Как же ужасна она была в этот момент.
Звенящая, пронзительная. Такая стылая, что дрожь колючей иголкой прошлась по позвоночнику, заставляя поежиться от холода, несмотря на знойное летнее утро.
А погода сегодня была, как назло, ясная. Впервые за неделю бесконечных дождей на синем небе появилось яркое солнце, озаряя мир светом. Зеленела трава с капельками влаги на сочных листьях, распускались бутоны разноцветных цветов и радостно пели птицы.
Но это где-то там… за пределами этой часовни, где меня выдавали замуж за монстра.
Они стояли по разные стороны. Могучая, многочисленная семья Монрей — потомки светлых — с левой стороны, и семья Хоторнов — проклятые, рожденные самой тьмой — с правой.
А посредине огромный каменный алтарь, украшенный древними письменами. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял молоденький священник в парадном облачении из золотой парчи, с вышивкой винного цвета и белым воротником у тощего горла с выступающим кадыком.
Отец Эммет. Посланник самого императора и его доверенное лицо.
Священник явно волновался, поэтому то и дело запинался и путал слова, отчего краснел и путался еще больше.
Его руки дрожали, когда он связывал длинной алой лентой наши руки. Мою и моего будущего мужа. Да и вино отец Эммет чуть не разлил, подавая поочередно тяжелый золотой кубок с драгоценными камнями.
Я впервые пробовала вино. Оно оказалось терпким, немного горьким, с удивительным пряным послевкусием, от которого сердце гулко застучало в груди, а голова внезапно стала легкой.
За спиной священника солнце ярко светило в огромный разноцветный витраж, и эти краски причудливым образом разукрашивали часовню, усиливая гнетущее впечатление. Как и солнечные зайчики, нашедшие свое отражение в позолоченных магических светильниках, которые сейчас были потушены.
— Согласен ли ты, Коннор Хоторн, взять в жены Айрин Монрей, чтобы любить, беречь и защищать ее?
Голос отца Эммета был слишком пронзительным и тонким, а усиленный эхом от стен, казался совсем невыносимым.
Наследник Хоторнов и старший сын главы рода лишь презрительно скривил губы и многозначительно взглянул на священнослужителя.
Его мнения, как и моего собственного, не спрашивали, когда отдавали приказ.
Я знала о своем будущем муже ничтожно мало, но и этого хватило, чтобы тревожно застыть.
Ему около двадцати пяти.
Очень высокий, худощавый, с длинными каштановыми волосами, которые свободно лежали на плечах, и темно-карими, почти черными глазами. Казалось, будто сама тьма смотрела на нас. Черты лица резкие, но тем не менее притягательные. Хотелось задержаться на нем, вглядеться и рассмотреть.
Коннор Хоторн уже завоевал себе славу отвагой и силой, отличившись во время Большого прорыва у реки Быстрянки и в бою в Котловине Духов. Ему прочили карьеру, почет и выгодный брак…
…а вышло…
…ему вручили меня…
…светлую, которую он ненавидел всем сердцем.
Приказ, противиться которому не мог никто. Союз, в который никто не верил.
На меня будущий муж даже не смотрел. Лишь раз взглянул в самом начале церемонии и презрительно скривился. Видимо, выбор императора ему совершенно не понравился.
Что ж, я тоже от радости не прыгала, но свой долг готова была выполнить.
Тишина стала просто невыносимой.
— Вы должны ответить, — робко заявил отец Эммет, еще сильнее покраснев, и прокашлялся, отчего кадык заходил туда-сюда.
— Таковы правила.
Хоторн нахмурился и коротко сквозь зубы процедил:
— Да.
Священнослужитель кивнул и только потом повернулся ко мне. В глубине его светлых глаз застыла вина.
— А вы, Айрин Монрей, берете ли в мужья Коннора Хоторна, чтобы любить, почитать и уважать его отныне и вовек?
«У него были другие слова. И ничего про почитание и уважение», — внезапно поняла я, но спорить не стала.
Это все не имело значения. Все давно решено за нас.
— Да.
Мой голос прозвучал как-то жалко и испуганно.
Хоторн снова на меня взглянул и тут же отвернулся.
Обидно.
Знаю, что не красавица, но зачем так себя вести?
Я же не виновата, что оказалась единственной незамужней девочкой брачного возраста из ближнего окружения главы рода Монрей.
Финне Монрей был моим дядей по матери. Достаточно близкое родство, чтобы удовлетворить требования самого императора.
От острых, насмешливых взглядов горели щеки и хотелось провалиться сквозь землю. Впервые в жизни я оказалась в центре внимания.
И это совершенно не радовало.
Я была толстой.
Пусть матушка называла это детской припухлостью и обещала, что через год или два фигура сформируется, но я ей не верила.
Я была толстой. А еще маленькой и плоской, как кубышка, и свадебное платье, которое наспех перешили слуги за ночь, некрасивым мешком висело, делая меняя еще более бесформенной.
Отвратительное платье. Кружево кололось, а пояс впивался в талию в жалкой попытке ее найти и сделать из меня хоть какое-то подобие невесты.
Лицо тоже было далеко от совершенства.
Округлые щеки с россыпью веснушек, которые украшали лоб, нос, подбородок, отчего лицо казалось рябым, а кожа смуглой.
Слишком большие губы делали меня похожей на лягушку, а нос был узким и упрямо вздернутым вверх. Брови и ресницы неожиданно светлые, и казалось, что их вообще нет.
Но самой моей большой бедой были волосы. Их было много! Так много, что шпильки не справлялись и ломались под их тяжестью. Непокорные темно-каштановые кудри торчали в разные стороны, делая меня похожей на ведьму из сказок, которые рассказывала нам ба.
Единственное, чем я гордилась, — это глаза. Огромные, красивого сине-зеленого цвета, который бывает на берегу Соленого моря в ясную погоду.
Я видела это на акварелях, которых было так много в доме дяди.
