— Коннор… — прошептала я, протянув к нему руку.
— Не смей! — вдруг рыкнул он, ощетинившись. — Никогда не смей называть меня по имени! И приближаться! Тебя больше нет в моей жизни. Нет и не будет. Можешь прятаться дальше!
Собрав свои вещи, Хоторн ушел, хлопнув дверью.
«Боги, что же я наделала…»
Теперь я знала, что чувствует человек, когда теряет смысл жизни.
Ничего он не чувствует. Совсем. Внутри лишь пустота. Она такая огромная, что кажется, еще немного — и поглотит, сожрет, ничего не оставив. Не было ни счастья, ни горя, ни боли — ничего.
Окружающий мир, который только утром играл яркими и пестрыми красками, стал безликим, черно-белым и пустым.
Всю жизнь, сколько я себя помнила, у меня была цель.
Сначала научиться управлять силой, стать на одном уровне с мальчишками, доказать, что я достойна того, чтобы ради меня нарушались правила.
Потом учиться, оправдать доверие дяди и всех остальных. Вырасти, встретиться с наследником Хоторнов и убить его во славу нашего мира.
Боги, какой же дурочкой я была!
Последние полгода я сосредоточилась на том, чтобы изменить свою жизнь, вырваться из западни.
Но самое главное, я делала все для того, чтобы Коннор ничего не узнал. Я обязательно рассказала бы ему правду, но потом, выбрав нужное время.
А теперь…
Я лишилась всего.
— Рин? Рин! Боги, что он с тобой сделал?!
Женский голос звучал глухо, словно издалека. Надо было хорошенько прислушаться, чтобы разобрать, но я не хотела. Ничего не хотела!
Меня схватили за плечи, потрясли, пытаясь заглянуть в глаза.
— Рин! Ответь же! — настойчиво кричала женщина.
Снова потрясли. На этот раз помогло.
Мне удалось вырваться из оцепенения и осмотреться.
Все та же комната, только без Коннора. Моя одежда кучкой на полу. А я… я в одной рубашке сидела на кровати, свесив босые ноги.
— Подожди, сейчас!
Нина, горничная в гостинице, бросилась к креслу, сорвала с него плед и набросила мне на плечи.
— Все будет хорошо, — с вымученной улыбкой прошептала она, проведя пальцами по моим влажным щекам. — Я сейчас позову кого-нибудь.
Мне каким-то чудом удалось схватить ее за руку, не давая уйти.
— Нет.
Голос хриплый, осевший и неприятный. Но это уже не имело значения.
— Рин, так нельзя, — покачала головой Нина. — Он… он напал на тебя и должен за это ответить.
— Не нападал.
Она мне не верила.
Это и понятно.
— Понимаю, тебе очень больно, стыдно и неприятно. О таком не принято говорить. Но подумай о других несчастных, которые могут угодить ему в лапы.
Я не сразу поняла смысл ее слов. Они показались бессмысленным набором, который не разобрать.
И лишь спустя какое-то время начала понимать.
Моя одежда на полу, я, сидящая в кровати в одной сорочке, и слезы на лице. Все это складывалось в не очень приятную картину, которую Нина прочитала по-своему.
— Не виновен, — упрямо повторила я, сильнее кутаясь в плед.
— Еще как виновен! Этот урод на тебе напал, обесчестил.
— Он мой муж…
Признание далось легко. Все равно скрывать дальше правду было бессмысленно и глупо. Я и так потеряла все.
Нина молчала некоторое время, а потом задала следующий вопрос:
— Ты от него сбежала, да? А он нашел и…
Девушка красноречиво замечала, давая мне возможность самой додумать, что следует за этим «и». Но и тут она не угадала.
— Я сбежала не от него, а от семьи. Моей семьи.
— Но твой муж тебя ударил, — продолжала допытываться Нина, отказываясь полностью снимать обвинения с Коннора.
— Нет. Он просто… просто меня бросил… вычеркнул из своей жизни.
Слезы вновь горячими ручейками побежали из глаз, застилая все вокруг невидимой дымкой.
— Ой, Рин, ну, не плачь.
Девушка села на кровать и обняла меня, подставляя свое плечо для слез.
— Все образумится. Мужчины — они такие: чуть поскандалят, пошумят и успокоятся. Надо лишь дать им время. Сама знаешь.
— Он не простит. Никогда не простит меня, — пробормотала я, кусая губы, чтобы сдержать рыдания.
«Надо быть сильной! Надо! Несмотря на то, что сердце разрывается на куски, а от боли хочется выть! Надо!»
— Если любит, то обязательно простит.
— Я предала его…
На это заявление у Нины не сразу нашелся ответ.
— Значит, найдем другого. Красивее, умнее.
Боюсь, что она сама не верила в то, что говорила.
Но именно Нина была рядом следующие дни. Это Нина выпросила у хозяйки несколько выходных для меня. Не знаю, что именно она сказала, но пару дней я провела в своей комнате, пытаясь привыкнуть к новому состоянию.
Но девушка на этом не остановилась.
Она часто меня навещала, заставляла вставать с постели, двигаться, умываться и есть. Нина приносила подносы из кухни и, развлекая смешными рассказами о новых постояльцах, не уходила, пока я не съедала хотя бы половину еды.
— Жизнь не заканчивается на одном мужчине, Рин, обязательно будут другие. Уж я-то знаю.
Я кивала, хотя понимала, что это не мой случай.
Никто и никогда не заменит Коннора!
Я не плакала. Временами хотелось сесть и зарыдать в голос, но не получалось.
Слезы высохли, больше ни капли выдавить из себя не получилось.
Но и сдаваться я не собиралась. Закрыв глаза, снова и снова пыталась достучаться до Коннора, найти его. Он же не мог закрываться от меня вечно. Привязка тем и страшна, что спрятаться от нее невозможно.
Но шли дни, а место у сердца, которое раньше занимал Темный, пустовало, загоняя в еще большую депрессию.
Ему действительно удалось совершить невозможное: Коннор Хоторн вычеркнул меня из своей жизни.
Шли дни.
Мои выходные давно закончились.
Я снова взялась за работу. Жила, ходила, говорила и даже улыбалась. Как кукла, которую заводили утром, давая указания. Но наступала ночь, завод кончался, и я ломалась, падая на кровать и сжимаясь в комочек.
Часы, дни или недели.
Я давно перестала следить за временем, на автомате совершая какие-то действия. Зачем все это? Для чего? Утратив смысл жизни, я утратила себя, погрузившись в бездну самобичевания.
Мне нужен был пинок. Что-то, что помогло бы мне встряхнуться и начать все сначала. Но в гостинице помочь не могли. Они просто не знали, что делать.