Далее наступила очередь Жозефины. Леди Йенч решила отличиться и сочинила поэтическую оду во славу Принца. Когда Кларисса объявила об этом, я в щёлку посмотрела на виновника торжества и посмеялась про себя. Алеард сидел с очень задумчивым лицом, а в глазах читалась паника. Ещё бы! Быть отрифмованным Жозефиной и остаться в живых…
А начинающая поэтесса приняла вдохновенную позу и устремила глаза… в потолок. Потом, одумавшись, поискала взглядом достойного кандидата на роль Принца и уставилась вытаращенными глазами на Александра. Тот нервно сглотнул. Мы за кулисами замерли в ожидании… развлечения.
Леди Йенч вздохнула томно и начала читать свою оду… с выражением:
— О, Принц прекрасный! Ты кумир отныне!
Мой взор напрасно потонул в пучине!
А сердце бьётся неразумной птахой!
Принц улыбнётся, не страшна и плаха!
Глаза — сапфиры, все пред ними меркнет.
Он из Эфира всех богов низвергнет!
Во всей вселенной не найдётся краше!
О, незабвенный, достояние наше! — Я тихо стала сползать на пол, зажимая рвущийся наружу смех. Рядом корчились остальные конкурсантки. Все, кроме Леды. Её замершая фигура и недоумённый взгляд ничего не понимающего человека вызывал ещё больший хохот. Многие еле сдерживались, чтобы не рассмеяться в голос. А со сцены неслись нетленные строки. —
О, светлый идол! Ты моё Светило!
Хочу, чтоб солнце день и ночь светило!
Твою дорогу осыпали розы!
А мне достаточно мечты и грёзы! — Я тихо поскуливала, свернувшись клубочком под занавесом. В мою спину кто-то бился головой. Рядом хрюкала Селена, закусив, словно удила, собственные локоны. А Леда так и стояла столбом. —
О, Алеард, приди на зов мой страстный!
Во цвете лет не дай пропасть напрасно!
Мой поцелуй сорви под сенью ночи!
Хорош во всём: уста, ланиты, очи! — Мне так захотелось посмотреть на реакцию зрителей в зале. А особенно того, кого так страстно воспевала Жозефина. Я собрала всё своё мужество, ибо не одно другое качество сейчас не смогло бы справиться с моим хохочущим организмом, и выглянула из-за занавеса. Большинство слушателей, прикрыв руками рты, мелко тряслись. Ага. Тоже страдают, бедные. Жорж уткнулся в плечо Алберта и там, явно, рыдал. Сам Алберт, опустив глаза, что-то говорил сквозь зубы. Видно, Жоржа к порядку призывал. Но улыбка лезла и на его невозмутимое лицо. Александр, на которого обрушила свой талант Жозефина, сидел бордовый, с напряжёнными желваками и немигающими глазами. В них было столько возмущения, я бы даже сказала, негодования. Король Бернард, изящно закусив указательный палец, сочувствовал поэтессе, подняв бровки домиком. Кларисса держала лицо. Но белые пальцы, вцепившиеся в кресло, говорили, чего ей это стоило. Джордж сиял замороженной улыбкой. Интересно, ему скулы не свело? В его спину головой уткнулся трясущийся Сарториус. Жозефина достала всех своей одой, которая, кажется, не имела конца и края. —
О, Принц Леманский! О, наследник трона!
Тебе достанется и скипетр, и корона!
Непревзойдённый! Гордость и отрада!
Влюблённой деве будешь ты наградой!
Стою над бездной, в страхе замирая.
Я безвозмездно от любви сгораю!
К тебе взываю, отзовись! И что бы
Прожили счастливо с тобой до гроба!..
Жозефина выдохнула последнюю фразу и присела в глубоком реверансе. Несколько секунд стояла напряжённая тишина. Одинокий хлопок короля взорвал зал и следом за ним зааплодировали все присутствующие. У меня сложилось впечатление, что зрители искренне благодарили леди Йенч за то, что она наконец-то прекратила свою словесную экзекуцию. В шуме аплодисментов я явственно услышала, как Клотильда бросила фразу.
— Слова спиши!
Вот язва…
Пауза перед выступлением следующей конкурсантки несколько затянулась. Девушки поправляли испорченный макияж, нервно накладывая пудру и подрисовывая глаза. Зрителям тоже нужно было успокоиться после триумфального номера Жозефины.
Следующей выступала Берта. Как я и предполагала, она тоже исполнила пьесу на рояле. Причём пьеса была собственного сочинения. Не могу судить о таланте Берты, как композитора, но она явно выигрывала у Жозефины, как у поэтессы.
Леда провела сеанс гипноза. Принять участие в её номере вызвался господин Ай, который под действием внушения демонстрировал чудеса акробатики.
Селена провела показательный бой на мечах. Ассистировал ей Александр. Их тренировки мы иногда наблюдали по утрам во время пробежки. Ещё раз с удовольствием посмотрела на мастеров владения клинками. Смотрела, разумеется, в щёлочку занавеса.
Потом выступала наша актриса. Геновефа исполняла какую-то сложную арию из популярного мюзикла. Она, кажется, даже была дублёршей исполнительницы этой роли. Пела под минусовку. Получилось здорово, не то, что во время распевки. У меня утром даже голова разболелась от её… упражнений.
А потом была наша очередь с Хлоей. Нам разрешили совместить номера, при условии, что у каждой будет своя, индивидуальная часть в выступлении.
Начинала Хлоя. В качестве музыкального сопровождения мы выбрали лирическое произведение в исполнении флейты и оркестра. Тут наши вкусы совпали на сто процентов. Вот под звуки тростниковой флейты и левитировала Хлоя своего Пушистика, который, с удовольствием совершал кульбиты, сальто-мортале и прочие, несвойственные котятам, телодвижения, на высоте человеческого роста. Ему это доставляло явное удовольствие, и он послушно выполнял упражнения, следуя указаниям хозяйки. Потом Хлоя создала рамку-мираж, опять же в человеческий рост и переместила в неё своего питомца. Котёнок стал увеличиваться, занимая своим изображением всю площадь картины. Реального же зверька я спрятала в его корзинку. Котёнок на картине трансформировался тем временем в шикарный бутон чёрной розы. Рамка исчезла, а рядом с Хлоей остался висеть в воздухе голографический объёмный цветок. На этом этапе вступала я, и роза, раскрывая свои лепестки, начала источать тонкий аромат, направленный мной к зрителям.
Сарториус одобрительно кивнул нам.
Лепестки, по мере раскрывания, краснели, бледнели, переходя в нежно-розовый цвет. С изменением окраски цветка менялся цвет наших с Хлоей платьев. И вот уже нежный лотос покачивается рядом с девушкой, словно от ветра. Новый аромат сменил запах розы. Дальше Хлоя превратила лотос в белоснежную лилию, а я нашептала формулу его запаха. Затем белый цветок стал окрашиваться в нежный цвет молодой зелени, вспыхнул ярко и разлетелся сотней сине-зелёных мотыльков. Я в это время уже стояла за голографическим изображением. И, как только мотыльки разлетелись на моей голове и в руках вспыхнули языки зелёного пламени. Маленькие фарфоровые чашечки были замаскированы, так что зрителям казалось, что пламя я держу в руках, и что у меня… горят волосы. Платье на мне стало изумрудного цвета.
