Забойщик некоторое время смотрит на дергающееся животное. Вряд ли из интереса — нет, конечно. Вполне объяснимая пауза, все-таки первый за сегодня. Почин. Одобрительно кивнул подмастерью, тот стер рукавом брызги крови с лица и заулыбался во весь рот: справился отменно. Не выпустил шомпол раньше времени, но и не опоздал. Не получил кувалдой по руке.
Кровь стекает в быстро растущую лужу. Сетон, затаив дыхание, смотрит на предсмертные судороги — нет. Опять нет. Может, в следующий раз повезет? До вечера забьют еще дюжину. Двадцать, если повезет. Не так-то много, чтобы накормить город, но и покупают скромно: из-за неурожая цены на мясо выросли до небес. Он устраивается поудобнее — скоро выведут следующего вола.
Когда все было кончено, двинулся в усадьбу сектантов. Проходя мимо «Несравненного», услышал грохот: кто-то там, в чреве огромного здания, трясет лист кровельного железа. Изображает гром небесный. Должно быть, идет репетиция.
10
Опять пришлось пробираться через черный ход, но на этот раз Болин принял его в зале. У Сетона немного сбилось дыхание — знакомое чувство. Так бывает всегда, когда ставки в игре повышаются. Он шел по длинному коридору. При каждом шаге в настенных светильниках вздрагивало пламя свечей, и Сетона подмывало оглянуться: продолжают ли свечи беспокоиться и после его прохода? Ему показалось, даже строгий рисунок штофных обоев за спиной пришел в движение, побежал волнами узнавания: это же он, Тихо Сетон! Он снова здесь! Опять в том мире, который когда-то был его собственным. В мире, где ничто не оскорбляет глаз. Где воздух полон запахами ароматических смесей из расставленных по всему коридору жардиньерок. Запахами, мгновенно оборачивающимися живыми картинами прошлого — лаванда в бельевых шкафах, декантированное вино, жареная телятина, тушеные овощи, колониальные пряности.
Он совершенно уверен: никогда бы его сюда не пригласили, если б не решили принять его предложение. Маловероятно, что собрались просто-напросто от него избавиться. Сетону известны многие тайны ордена, и Болин мог бы заставить его замолчать куда проще. У секретаря ордена на редкость практический ум. Хватило бы наемника с кинжалом в темном переулке с имитацией ограбления.
Придает уверенность и другое: он выглядит далеко не так жалко, как при первом посещении. Ларс Свала выполнил свое обещание: прачка отстирала и почистила его одежду. Некоторые пятна упорно сопротивлялись мылу и стиральной доске, следы их, если присмотреться, все же остались. Но одет он чисто. Небогато, разумеется, но чисто, и уже одно это позволяет выпрямиться в полный рост, не чувствовать себя жалким, униженным просителем. Борода и волосы тщательно расчесаны.
Лакей распахнул перед ним двустворчатую зеркальную дверь, и он сделал шаг навстречу судьбе, избранной для него братьями по ордену.
Их несколько. Разговаривают о чем-то у окна. Ансельм Болин, опираясь на трость, повернулся на жалобный звон дверного колокольчика.
— А, Тихо…
Остальные трое молча кивнули. Сработала старая привычка расшифровывать предусмотренные этикетом жесты: кивнули холодно, но не враждебно. Так встречают выздоравливающего бегуна, на которого все-таки можно делать ставки, пусть и с осторожностью. Присутствующие ему знакомы — двое из них были среди гостей на свадьбе Эрика Тре Русура.
Болин многозначительно посмотрел на братьев по ордену, дохромал до столика и приподнял серебряную корзиночку с конфетами.
— Бон-бон?
Сетон знал этот сорт: сладчайший травяной ликер бенедиктин в шоколадном коконе. Набежала слюна, но он преодолел соблазн и с улыбкой покачал головой.
Болин пожал плечами и аккуратно поставил корзинку на место.
— Вы ведь знакомы с Тоссе, Тихо? С Шнекенфельтом, с Шернборгом? Сегодня они представляют наш орден. В миниатюре, если позволите так выразиться. На пленуме ложи один из них говорил о вас с большой теплотой, нашедшей немалый отклик. Другой утверждал обратное. Третий мнения по вашему делу не составил. Я пока не занимаю никакой позиции, моя роль скромнее: мне всего лишь предоставлено право огласить общее решение.
Заученным, хоть и неуклюжим движением Болин оперся на ручку, опустился в кресло и аккуратно прислонил трость к стене.
— Я изложил на пленуме ваше дело, как и обещал. Скажу прямо, Сетон: давно не слышал такой бурной полемики. Никто не хотел искать путей к компромиссу. Кстати, избавлю вас от пересказа нелестных мнений о вашем характере… но знайте: довольно долго соглашения достичь не удавалось.
Болин с еле заметной гримасой боли поменял положение.
— Предлагаю все, что было сказано, свести к главному: ваши поступки в прошлом принесли немало вреда репутации ордена. А теперь сосредоточимся на вашей последней затее, свадьбе в поместье Тре Русура. У многих участников остались приятные воспоминания, они отмечают вашу заботливость и гостеприимство. В вашу пользу говорит и тот факт, что жест примирения был сделан в момент, когда ваши позиции в обществе были сильны и неколебимы. Это вполне может свидетельствовать об искренности ваших намерений. Но то, что вы обратились к нам, будучи в нужде, вызвало у братьев серьезные сомнения. Что за человек, который в нужде просит помощи у врагов? Это означает только одно: у него нет друзей…
Шернборг делано закашлялся и бросил на Болина взгляд, в котором легко было прочитать упрек.
— Неважно. Вспомнили праздник в Тре Русуре. Многие из братьев отмечали некоторую вульгарность, отсутствие элегантности, которая всегда составляла предмет гордости ордена. Юноша-аристократ в бессознательном состоянии, беззащитная крестьянская девушка. К тому же есть и еще одно отягчающее обстоятельство: дар ваш был не бескорыстен. На вашу долю достался немалый выигрыш: мальчик оказался в Данвике в бессознательном состоянии, а вы умудрились вовремя назначить себя его опекуном. Что еще… Да, говорили, что вся эта затея была не жестом примирения, а попыткой использовать орден Эвменидов для личных целей. Это вызвало у многих, мягко говоря, недоумение. Другие, наоборот, оценили: остроумный ход. В конце концов мы достигли компромисса.
Болин неожиданно изящным жестом указал на братьев по ордену.
— Вместе с этими господами мы составили некий… скажем так, экспертный комитет. Мы будем голосовать за или против, а вам, Тихо, предлагается представить предложение, отличающееся свойственной нашему братству изысканностью. Если предложение будет принято, мы, разумеется, изыщем необходимые ресурсы в кассе ордена. Мы не жалеем средства на удовольствия, которые, можно сказать, и составляют raison d’etre
[14] братства.
Тихо прикрыл глаза и представил жесткую койку в общине, бесчисленных клопов, сухой хлеб, который невозможно проглотить, не запив тут же водой.
— Мне не нужно времени. Могу рассказать прямо сейчас.
Болин удивленно поднял бровь:
— Вы серьезно, Тихо? Вы уверены? Не забыли, что желательно что-то особенное, такое, что могло бы повернуть сложившееся о вас мнение?
