Мадам подолгу засиживалась в гостиной посла и, хотя Френсис официально объявил, что между ними только деловые отношения, и она дает ему уроки французского, этому мало кто верил. Матильда просилась уехать с посольством в Вологду, но получила отказ. Об этой связи знал даже госсекретарь Соединенных Штатов Лансинг, но по каким-то причинам смотрел на знакомство посла сквозь пальцы.
Здесь в Вологде Френсис завел себе новое увлечение. Красивая девушка Лиза, конечно, повторяла с Френсисом основы французской грамматики, но причина её появления в посольстве была разумеется иной. Посол скучал без общения с женским обществом. Именно поэтому, услышав, что Френсис приглашает новую учительницу французского, его ближайшие сотрудники многозначительно переглянулись.
Впрочем, вся мужская половина дипломатического учреждения питала к мадемуазель Мизенер самые теплые чувства, и её никто ни в чем не упрекал. Упрекать было не в чем, пара уроков, во время которых Френсис любезничал с девушкой, как студент с гимназисткой. Ничего более. Посол всегда гордился, что он семьянин и воспитал шестерых сыновей. Он регулярно писал письма каждому из них и отдельно некоторым невесткам.
«Our big father»
[10], — говорил про посла Филип, имея ввиду, конечно, что для всей большой семьи Френсисов, их чад, домочадцев и прислуги Дэвид Роуленд Френсис всегда был отцом семейства. В этом сердце хватало места для общения и с посторонними дамами. Впрочем, за эти маленькие слабости посла никто не осуждал.
Доктору Горталову на вопрос не ответили, да он и не настаивал. Врач продиктовал перечень необходимых медикаментов, и слуга Филип незамедлительно отправился за ними в аптеку.
— Скажите, доктор, — Армор на правах русскоговорящего сотрудника пытался вызвать Горталова на откровенность, — у нас есть шансы на положительный результат?
— Только в том случае, если все здесь будут неукоснительно выполнять мои рекомендации. Первое — это голодание. Второе — гигиена, и третье — режим. Сейчас господину послу плохо, и это состояние может продолжаться несколько дней, но организм сохранил внутренние силы и способен бороться. Наша задача помочь ему в этом деле. Поэтому из питания я разрешаю ему только яйца всмятку, две штуки в день, утром и вечером, и много, много воды, это поможет преодолеть интоксикацию организма.
Френсис застонал и начал ерзать, всем видом показывая необходимость опорожнится. Клозет в доме находился довольно далеко от спальни, и туда приходилось бежать в одних подштанниках через весь бельэтаж.
— Пусть слуга всегда будет рядом с послом, — напутствовал доктор, прощаясь с секретарями, — мне нужно телефонировать каждые три часа, как обстоят дела. Ежедневно после обеда я буду проведывать больного. Всего наилучшего, поправляйтесь, господин посол!
Френсис в ответ слабо улыбнулся и сделал попытку привстать на кровати.
— Нет, нет, никаких лишний движений, Вам надо беречь силы, — Горталов сделал запрещающий знак рукой.
Доктор ушел. Филип принес все то, что можно было достать в местных аптеках, и окружил посла заботой и вниманием. Сотрудники как-то сразу поняли, как много замыкалось на этом неторопливом с виду джентльмене. Некому стало диктовать письма и донесения, посылать с поручениями. Никто не мог принять решение по поступающей отовсюду корреспонденции. Дни, которые раньше пролетали незаметно, теперь тянулись и казались такими долгими.
Френсис менялся на глазах. Еще вчера это был среднего роста плотный мужчина. При росте в пять с половиной футов
[11], он весил более двухсот двадцати фунтов
[12].
За время болезни живот посла сначала уменьшился вдвое, потом еще, и наконец, на восьмой день почти совершенно исчез. Щеки у больного опали, и он неожиданно для всех стал похож на моложавого пожилого джентльмена.
Ежедневно Френсис ел прописанные доктором яйца всмятку. Филип разыскал для этого в гардеробе посла серебряную подставку в виде вазона, на тулове которого была гравирована надпись «D. R. Francis», подарок от какого-то банка. Яйцо удобно помещалось в подставке, скорлупу в верхней части удаляли, и можно было не спеша серебряной ложечкой лакомиться содержимым.
— Этот доктор морит меня голодом, — заворчал Френсис, чуть только почувствовал себя лучше.
— Может быть Вам сделать гоголь-моголь или сварить маисовую кашу? У нас в запасе есть настоящая американская кукуруза, — спросил Армор.
— Да, да, — слабым голосом поддакивал Френсис, — каша это хорошо, и еще бы сухарик с молоком.
— Ни за что, — ответил неотступно следивший за больным принципиальный слуга, — Это совершенно невозможно, поскольку нарушает предписания доктора и мои собственные установки.
Ему никто не возразил. Френсис только вздохнул.
Доктор Горталов ежедневно бывал у постели больного: проверял пульс, смотрел язык, слушал работу сердца и с удивлением замечал, что пациент поправляется даже быстрее, чем более молодые мужчины в подобной ситуации.
— Скажите, доктор, — Френсис приподнялся с постели, — могу ли я теперь так же как и раньше бегать, прыгать и делать все остальное… ну Вы понимаете?
Армор, как мог, перевел. Доктор, казалось, не понял, о чем это спрашивает человек, еще пять дней назад стоявший одной ногой в могиле. Армор, которому был ясен эротический подтекст вопроса, спросил то же самое по-русски, напрямую. Горталов расхохотался:
— Нет, ну что Вы, о старости говорить пока преждевременно, Вы можете бегать и прыгать как и раньше, только, — доктор сделал паузу, — не так часто.
Армор перевел, Френсис остался доволен. Ему уже не терпелось возобновить занятия французским с мадемуазель Мизенер, но для этого он должен был чувствовать себя как до болезни.
— Господин посол, пришел фотограф, сотрудники просят Вас выйти на улицу для того, чтобы сделать на память фото о нашем посольстве в Вологде. Все уже готовы, ждут только Вас.
— Филип, подай мои брюки.
— Но, губернатор, Вы еще не вполне здоровы, и свежий воздух может Вам навредить.
— Не выдумывай, — это будет фото для истории, кстати, и ты тоже можешь встать вместе со всеми, как полноправный дипломат.
— Правда? Ну тогда я согласен, только найду шляпу и повяжу галстук.
— Смотрите, господа, — сказал Френсис секретарям, указав на брюки, которые оказались теперь ему безнадежно велики, — Здесь, джентльмены, — посол показал указательным пальцем на место, где раньше у него был живот, — должен быть еще один Френсис, — он сделал паузу, чтобы почувствовать настроение окружающих, потом продолжил, — но он испарился!
Все дружно посмеялись над отличной шуткой.
Прибежал Филип, разодетый в костюм-тройку и новые штиблеты. Дипломаты вышли перед зданием посольства, встали у палисада на мостках, развернули звездно-полосатый флаг, и фотограф по фамилии Гончарук, один из самых известных вологодских мастеров, сделал исторический кадр.
