Одни из гостей были монархистами, другие отстаивали идеалы Февральской революции, были приверженцами Керенского, мечтавшими о его триумфальном возвращении, а третьи мечтали вернуть власть Учредительному собранию. Найти общий язык друг с другом эти люди не могли ни при каких обстоятельствах.
— Как вы думаете, Джонсон, — это и есть реальная политическая сила против большевиков?
— Думаю, нет, губернатор, — настоящие оппозиционеры сейчас на Дону, в Крыму и на Украине. Из тех господ, что мы сегодня видели, наиболее боеспособны представители «Союза возрождения России». Но они по существу — социалисты.
— А Локкарт? Как Вам показался этот молодой англичанин?
— По-моему это заносчивый выскочка, — сказал Джонсон.
— Бьюсь об заклад, он о нас остался не лучшего мнения. Сейчас мы взяли курс на борьбу с большевиками, — поправляя пенсне, рассуждал Френсис, — Для этого однозначно нужна союзная интервенция, с помощью которой лояльные Антанте русские сбросят ярмо большевизма. Я уже телеграфировал Лансингу об этом.
— О да, господин посол, Ваша фраза из этой шифровки, гласящая, что «время для союзной интервенции пришло» наверняка войдет в анналы истории.
— Мы все войдем в анналы, ибо то, что сегодня творится в России потом назовут не иначе как «великим повреждением умов». Остаться в здравом уме при этом сборище сумасшедших очень непросто. Вот Роббинс, он приехал в Россию вполне адекватным человеком и теперь спустя полгода превратился в жупел большевизма. Он одержим своей идеей, и самое лучшее — это немедленно отправить его в Америку, там здоровый воздух отрезвит его и вернет обществу как гражданина.
— Господин посол, мне сказали, что смерть Саммерса могла быть спровоцирована неким посторонним веществом.
— Что вы имеете ввиду?
— Яд, — господин посол, — возможно Саммерс был отравлен.
— Для этого нужны доказательства.
— Доказательств нет, но есть предположения, мы с Армором обсуждали визиты полковника в Вологду, Вашу внезапную болезнь, неожиданный инсульт Саммерса. Все это могут быть звенья одной цепи.
— По моему, Вы, Джонсон, идете «по холодному следу», я не верю в злодейство Роббинса. Он эгоист, циник и наглец, но вряд ли убийца.
— Да, у нас нет на этот счет никаких доказательств.
Каждый день после кончины Саммерса Роббинс отправлял в Вашингтон каблограммы
[14], где настаивал на изменении политики относительно Советской власти. В посланиях настойчиво проходила идея о том, что лучше его никто с этой задачей не справится, но для этого ему, Роббинсу, нужны соответствующие полномочия и главное, официальный статус.
9 мая 1918 года Роббинс получил телеграмму от госсекретаря Лансинга:
«При всех обстоятельствах я считаю необходимым, чтобы Вы вернулись для консультаций».
Он не знал, радоваться или нет. Вдруг это сигнал об утрате доверия и завуалированный отзыв? А может наоборот, его вызывают, чтобы подготовить триумфальное возвращение в Советскую Россию в качестве полномочного посла?
Роббинс рассказал о своих сомнениях Чичерину. Тот передал разговор Ленину, и председатель Совнаркома решил сыграть на опережение.
14 мая полковник отправился в дорогу. На следующий день он появился в Вологде и встретился на вокзале с послом Френсисом.
Они какое время стояли друг напротив друга, близкие соратники по работе и лютые враги по отношению к политической ситуации.
Роббинс старался выглядеть беззаботным: он говорил, что счастлив наконец-то отбыть на родину. Френсис хвалил его за службу в интересах Соединенных Штатов.
Оба так и не сказали главного. Роббинс не спросил посла о причинах вызова «на консультации». Френсис не сказал полковнику, что он уже давно и настойчиво добивался его отзыва из России.
Вагон Красного Креста подцепили к составу, следующему в восточном направлении.
— Будьте осторожны, полковник, — напутствовал Роббинса Френсис, в Сибири восстание чехословацкого корпуса, эти части подчиняются французским офицерам и лояльны Антанте. Не стоит щеголять перед ними бумагами с подписями Ленина и Троцкого.
— Не беспокойтесь за меня, господин посол, — отвечал уже бывший глава Красного Креста, — я справлюсь, — Вы уже имели честь убедиться, что для Роббинса нет неприступных высот.
— Желаю Вам всего хорошего.
Поезд удалялся от станции. Роббинс стоял у окна и прощался с Вологдой, с упрямым стариком послом, которого не берут ни болезни, ни политические интриги.
В портфеле у него находились очень важные бумаги — план экономического сотрудничества между Советским правительством и Соединенными Штатами, подписанный Лениным.
Роббинс думал, что этот документ произведет огромное впечатление на президента Вильсона и подтвердит его политическую дальновидность. Он верил, что снова вернется в Россию в ранге полномочного посла или специального представителя с самими широкими полномочиями.
Спустя время Роббинс благополучно прибыл в Америку, где мечтал получить аудиенцию у президента, но у того не нашлось времени поговорить с бывшим главой Красного Креста. Его принял Госсекретарь Лансинг, выслушал, взял для изучения ленинский план сотрудничества и обещал связаться с полковником по этому вопросу.
Роббинс ждал и надеялся, но напрасно. Он желал снова говорить с Лансингом, но люди из федеральной службы объяснили полковнику, что этого делать не надо, лучше сидеть тихо и молчать о своих делах в Советской России. Иначе могут быть неприятности.
Вскоре огромным сто тысячным тиражом вышли в свет документы Сиссона, опубликованные по личной инициативе президента Вильсона. Америка больше не сомневалась, что Ленин и его правительство — ставленники Германии, следовательно, не могут проводить суверенную политику, а значит, иметь с ними дело нельзя.
Роббинс все понял и замолчал.
Спустя два года, когда ситуация вокруг России перестала быть такой острой, он начал диктовать свои воспоминания журналисту Уильяму Харту, и тот на основе этих сведений написал книжку: «Собственная история Раймонда Роббинса».
Полковник помнил о предупреждении парней из федеральной службы и поэтому ничего такого, что бы взорвало американское общество бумаге не доверил. Нет в книге ничего и о конфликте с послом Френсисом, стоившем полковнику карьеры. Зато там много общих фраз и заклинаний против интервенции, проповедь за развитие коммерческих отношений с большевистской Россией.
«Бороться с большевизмом надо путями сотрудничества, это необходимо, чтобы мир остался свободным. Выбирайте сотрудничество с Россией!» Так закончил свою книгу полковник Роббинс.
История XX века показала в чем был прав, а в чем нет, этот заокеанский авантюрист. Его оппоненты тоже могли сказать многое, но промолчали, отделавшись несколькими дежурными фразами насчет одиозности фигуры полковника. В любом случае, его собственная история, несмотря на то, что Роббинс прожил еще долгие годы, так и закончилась весной 1918 года на вокзале Вологды, в тот момент, когда он перестал быть исторической личностью, от решений которой зависела судьба миллионов людей.
