Положение спас Линдлей. Он заговорил по-английски с одним из солдат, и тот стал ему отвечать.
— Он латыш, до войны работал в Англии на заводе, — прокричал поверенный остальным дипломатам. Я сейчас узнаю в чем дело.
Тем временем арестованных французов увели. Дамы безутешно рыдали. Положение дипломатов все больше напоминало коллапс.
Неожиданно появилось должностное лицо, которое взяло на себя контроль за ситуацией вокруг поезда.
— Комисар Лапин, — представился он дипломатам. — Уполномочен охранять экстерриториальные вагоны.
— Верните наших людей! — закричал Нуланс.
— Не волнуйтесь, разберемся.
Через некоторое время де Робиен вернулся к поезду. Он пришел в сопровождении комиссара Лапина, который хотел отдать новый приказ по караулу, разрешить дипломатам курсировать между вагонами. Неожиданно начался ливень, и выполнять приказ стало некому, охрана просто разбежалась, спасаясь от дождя в здании вокзала.
— Прощаемся до утра, — сказал Лапин, — мы ожидаем телеграмму Чичерина.
Он был весь мокрый, и капли воды стекали по полям его шляпы.
Наступило 24 июля, спектакль, затеянный большевиками, продолжался. Целый день Френсис составлял аргументированный ответ на телеграмму Чичерина, обосновывая отказ дипломатов ехать в Москву. Теперь терпение потеряли все без исключения главы миссий, даже добродушный Линдлей.
— Скоро ли это все закончится?!
Чичерин опять прислал уклончивый ответ, в котором говорилось, что оставаться в Архангельске дипломаты не смогут и должны будут покинуть область в направлении Мурманска и далее следовать в Европу.
— Ну что же, — оптимистично заявил Френсис, — обстановка подскажет. Мы согласны на эти условия.
Около часу ночи уже 25 июля дипломатический состав наконец-то тронулся в путь. Робиен, который за сутки дважды пережил арест и сорвал голос, командуя распределением грузов по вагонам, притулился у окна.
Déjà vu
[22]!
Когда-то весной он, Боже, как это было давно, измученный общением с большевиками на станции Белоостров, стоял у окна, смотрел на финские пейзажи и мечтал о возвращении на родину. С тех прошло почти полгода. Изменилась страна, из которой он уезжал весной и в которую был вынужден возвратиться спустя месяц. Изменился мир, в котором они жили все это время.
Робиен смотрел на башни Прилуцкого монастыря, едва различимые в сумерках еще нетемных северных ночей, любовался лунными отблесками на фоне исчезающей за окном исторической панорамы. Он точно знал, что поезд движется на Север, но не имел ни малейшего понятия, как их встретят в Архангельске.
«Нас несло навстречу новым приключениям», — пришла на ум заезженная фраза из романа. Она очень подходила к создавшемуся моменту, и он занес её вместе с воспоминаниями о той ночи в дневник.
Вологодский период в жизни посольств закончился, но эти пять с лишним месяцев пребывания дипломатов оказали такое влияние на местное общество, что, несмотря на полвека гонений и три десятилетия забвения, об этом событии до сих пор говорят в Вологде.
Жизнь многих жителей города разделилась на две части: до приезда дипломатов и после. Дипломатический корпус в 1918 году создал альтернативу революции, показав, что есть возможность для другой жизни, и Вологда радостно восприняла этот посыл.
Дипломаты уехали, оставив в городе полное надежд на возвращение прежней спокойной жизни общество, несколько подпольных организаций, готовых бороться за возрождение России.
Советская власть сначала недооценила значение дипломатического корпуса в жизни города, а когда поняла, что не учла настроения горожан, которые в большинстве своем летом 1918 года ждали прихода союзных войск и установления демократической формы правления под защитой штыков Антанты, с остервенением бросилась уничтожать недовольных.
Дипломаты Антанты с берегов Белого моря следили за тем, что происходит в Вологде, но повлиять и, тем более, помочь уже не могли.
Вначале они наивно полагали, что отъезд в сторону Архангельска будет временной мерой. В зданиях посольств и миссий для охраны помещений были оставлены сотрудники, а представители американской военной миссии заплатили за аренду дома Раскина на год вперед.
События августа 1918 года должны были решить не только судьбу Вологды, но, весьма вероятно, и всей России, Союзники решительно взялись за дело и надеялись на скорый результат. Никто не предполагал, что большевики окажут Антанте серьезное сопротивление.
Глава 20
В тяжелые дни середины июля, когда Москва была на военном положении, а Локкарт благодаря своим интригам находился на волосок от ареста, Мария Бенкендорф старалась не покидать квартиру английского представителя в Хлебном переулке. Телефонный звонок прозвучал, когда англичанина не было дома, он отбыл куда-то по делам. Звонок стал для неё полной неожиданностью.
Мужской голос с характерным прибалтийским акцентом просил гражданку Бенкендорф выйти в сквер.
— Для чего? — спросила Мура, — В городе стреляют, и я боюсь выходить из квартиры.
— Не бойтесь, Вы будете в полной безопасности. Собирайтесь и выходите. Вас уже ждут.
Посоветоваться было не с кем. В голосе говорившего по телефону, несмотря на учтивый тон, она чувствовала силу, которой следовало подчиниться. Мура накинула кофту, схватила сумочку, выскочила из подъезда. В глубине сквера стояла машина. Мура огляделась по сторонам. На скамейке она заметила мужчину в фетровой шляпе. Подошла.
— Здравствуйте, Мария Игнатьевна.
Все тот же прибалтийский акцент, она узнала его.
Боже мой, это Петерс!
— Не удивляйтесь нашей встрече, она неслучайна.
— Я полагаю, — промямлила Мура.
— Я пригласил Вас для того, чтобы спросить о ваших детях, которые остались в Эстонии.
— Я не знаю, у меня давно уже нет с ними никакой связи, в Йенделе немцы. Няня пишет с оказией, сообщает, что все нормально, просит денег. Раньше я отправляла переводы почтой, теперь это невозможно. Бедные мои дети!
— Вы знаете, кем я теперь работаю?
— Да. Нет. Точно не знаю, все так изменилось за последние дни…
— Я председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии.
— Ох! — Мура присела на скамейку.
— Как вы догадываетесь, я многое могу, в том числе и помочь Вам повидать детей.
— Правда? Спасибо! Но как?
— Наши ребята имеют надежный коридор на границе, по нему Вы попадете в Йендель и увидите своих детей, передадите деньги в конце концов.
— Я что-то должна сделать за это?
